Наука в культуре современной цивилизации

Определение и характеристика статуса науки в ее актуальной форме представленности для современной культуры будут связаны с констатацией рождения и становления информационного общества или общества знания. Данное обстоятельство обращает внимание на складывающиеся уникальные в своей исторической перспективе условия для трансформации статуса науки как социального института в современном обществе. Речь идет о путях, перспективах и возможностях вписывания научной системы знания в динамично развивающиеся реалии современной техногенной цивилизации и формирующегося информационного общества. Современная техногенная цивилизация может быть рассмотрена как исторический тип общества, характерными чертами которого выступают: интенсивная и перманентная модернизация производственного цикла и социальной среды, ориентирующихся на новейшие достижения науки и техники; стремление преобразовать природную экосистему в утилитарных целях и интересах человека; высокая скорость социальных трансформаций, обусловленная научно-технической революцией, перестройка оснований жизнедеятельности человека; тесная интеграция науки и техники, выступающая основанием для технологического роста общества; информатизация социокультурного пространства, выражающаяся в возрастающей роли автоматизированных систем информационного обмена и взаимодействия.

В техногенной цивилизации наука как социальный институт и научно-технический прогресс, как внутренняя характеристика социальной динамики, выступает источником и причиной меняющихся коренным образом способов информационного взаимодействия, формой социальной коммуникации, типологии личностных качеств индивида, культурных стереотипов и установок образа жизни.

Для культуры техногенного общества характерно представление о необратимости социальной, технической и научной динамики прогрессивного роста и развития. Идея прогресса выступает важнейшим стимулом для понимания и осуществления перемен, стремления к движению к будущему, которое подразумевает интенсивный рост промышленных, научно-технических и информационных позиций, обеспечивающих новое качество жизни и социальной организации. Техногенная цивилизация с первых моментов своего формирования была ориентирована на совершенствование и внедрение в производство современной техники. Это приводило к росту количества и качества продукции, что оказывало влияние на успехи в конкурентной борьбе на рынке.

Высокая технологизация процесса производства потребовала использования новейших достижений науки. Наука в своих перспективных исследованиях способна опережать практику и возможности техники, прикладной технологии производства, что в конечном счете влияет на ускорение ее темпов и способствует в дальнейшем превращению науки в непосредственную производительную силу общества. Внедрение науки в производство повлекло за собой кардинальные изменения во всех сферах общественной жизни, в культуре в целом. В данный исторический период религия, будучи основой духовной жизни традиционного общества, постепенно начинает уступать свои позиции новой исторической форме мировоззрения - науке. Истинную ценность приобретают новые формы знания, опирающиеся на объективные законы, научные знания становятся орудием переустройства мира и общества, они позволяли, как тогда представлялось, осознано, разумно, с учетом объективных законов устраивать мир.

Таким образом, если в традиционных цивилизациях акцент делался на сохранение в неизменном виде всего накопленного опыта, способов и видов деятельности, в техногенных главной ценностью становится поиск новых знаний и основанных на них новых видов и способов деятельности. И здесь науке отводится главная роль.

Однако, как всякое явление в общественной жизни, стремительные успехи в науке и технике очень скоро обнаружили и свои негативные стороны. Проникновение в глубинные структуры материи, овладение энергией атома и исследование термоядерных реакций открыли перед человечеством невиданные возможности использования природной энергии и одновременно снабдили его опасным знанием, способным привести все человечество к гибели.

Анализ трансформационного влияния последствий внедрения новейших научных и технических разработок послужил основой целого ряда философских, социологических и культурологических теорий и концепций, которые пропагандируют наступление новой цивилизационной эры - это «постиндустриализм», «технотронное общество», «киберсоциум», «информационное общества» и т. д. Подобные теории активно разрабатываются западными социологами и философами во второй половине XX в. (Р. Арон, Д. Белл, 36. Бжезинский, Н. Винер, У Мартин, У Ростоу, М. Маклюэн, Ж. Фу-растье, Э. Тоффлер, П. Драккер и др.).

В современной техногенной цивилизации социальный институт науки, среда научного знания приобретают особую систему ценностей, тесным образом взаимосвязанных со значимостью технического и технологического подхода к природной реальности, так как познание структур и закономерностей физического мира является кардинальным условием господства над ним и его преобразования в соответствии с человеческими намерениями и интересами. Такая установка обращается к сфере научного знания как уникальному и наиболее эффективному инструменту, способному в полной мере раскрыть фундаментальные законы естественной - природной и социокультурной жизни человека и общества. Сделать возможным оптимально регламентировать и манипулировать природными и социальными процессами, подчинить их протекание утилитарным нуждам общества.

Наука современного техногенного общества, ее исследовательская программа и прикладное использование знаний рассматриваются как необходимое условие материального процветания и социального прогресса. Признание безоговорочной ценности научного способа производства знания, его активного влияния на все остальные сферы общества - это базовый признак современного техногенного общества.

Усиливающаяся роль науки в структуре современной техногенной цивилизации требует осмысления вопроса о том, каковы ее функции. Это важно, поскольку они меняются, как меняется весь ее облик и характер взаимосвязей с обществом. Традиционно принято выделять три группы функций науки: культурномировоззренческую, функцию производительной силы общества и социальной силы, поскольку ее методы и научное знание в целом оказывают заметное влияние на решение разнообразных проблем, возникающих в современном обществе. Культурномировоззренческая функция науки утверждалась в жесткой полемике с религией и теологией. Вплоть до XVII в. монополией на формирование представлений о мироздании, месте человека в нем, о ценностях и смысле жизни обладала теология. Научные же знания во внимание не принимались и функционировали наравне и вместе с обыденными, частными.

Открытия в науке, сопровождающиеся острыми идейными конфликтами, трагическими ситуациями в судьбе ученых, все в большей степени укрепляли позиции науки в важнейших вопросах о строении мира, материи, возникновении жизни и происхождении самого человека. Немало времени прошло, прежде чем наука вошла в образование, а занятия наукой стали престижными в глазах общественности.

Прошло также немало времени, прежде чем достижения науки стали применяться в производстве. Этому способствовало возникновение, наряду с теоретическими, ряда прикладных, технических наук, таких как сопротивление материалов, технология металлов, электроника, теория механизмов и машин. Прикладная наука непосредственно была поставлена на службу производству, но только в XX в. о науке заговорили как о непосредственной производительной силе общества. Развернувшаяся научно-техническая революция привела к кардинальным изменениям в сфере труда: замене ручного труда машинным, механизации и автоматизации трудоемких процессов, применению компьютеров, информацион ной техники во многих отраслях хозяйствования. С целью сближения науки с производством создаются конструкторские бюро, объединения ученых, занимающихся научными исследованиями в области производства. Беспрецедентные масштабы и темпы современного научно-технического прогресса демонстрируют результаты ее во всех сферах жизни, во всех отраслях трудовой деятельности человека. С другой стороны, и сама наука с расширением сферы ее применения получает мощный импульс для своего развития.

Это приводит к тому, что влияние науки выходит за рамки производственной сферы, она все активнее оказывает влияние на социальную сферу. Сегодня ни одно из социально-экономических преобразований не осуществляется без разработки масштабных планов и программ, в которых не принимали бы участие ученые. Как правило, такие планы имеют комплексный характер, а потому предполагают взаимодействие общественных, естественных и технических наук.

Не менее важным и интересным будет являться вопрос о соотношении традиционной идеологии «сциентического просвещения» и идеологических установок «общества знания», ориентированного на формирование инновационных, по отношению к традиционным академическим, стратегиям и практикам «нового цифрового просвещения».

Наравне с получившими широкое распространение, изученными и часто критикуемыми массовыми идеологиями (либерализм, феминизм, консерватизм, социализм, марксизм, экологизм, национализм, коммунитаризм, анархизм, антиглобализм), сегодня можно быть свидетелями рождения и становления одного из последних идеологических конструктов, влияющих на институализацию форм научного знания - «информационное общество» или «общество знания». В этой связи возникает вопрос о возможностях адаптации современной науки к реалиям становления и институализации новой социокультурной среды, ориентированной на производство, трансляцию, накопление и потребление информации, среды, связанной с идеологическими стратегиями и тактиками формирования общества, основанного на знании в том виде, как это было проманифестировано в ряде ключевых документов, определяющих политику информатизации социума[1].

В основе проблематизации данной темы лежит аналитический обзор ряда теоретических и юридических источников, формирующих в современной западной цивилизации политику в области информатизации, теории и практики коммуникации, это - работы таких известных философов и науковедов, как Хилгартнером, Кавалли, Жан-Клод Бико, Софи Мойран, Бруно Латур, Николас Думай, Ричерд Синнет, Джон Урри и т. д., а также ежегодные отчеты «Обсерватории информационного рынка», план «Электронная Европа 2002-2004» (eEurope 2002Action Plan), итоговые документы Лиссабонского саммита 2000, различные нормативные акты, регулирующие информационный рынок и рынок научной информации - Директива об авторских правах в информационном обществе, «Соглашение о безопасности», заключенное между ЕС и США, «Луденские принципы», регулирующие политику оцифровывания и материалы проекта «Go digital!».

Для того чтобы определить статус науки в ее актуальной форме представленности для современной культуры информационного общества, необходимо обрисовать основные контуры той модели социального строительства, которые являются приоритетными для «общества знания»:

формирование «общества знания» рассматривается как процесс конструирования нового информационного пространства, снимающего барьеры и традиционные противоречия

между различными культурными регионами (интеграционный подход);

внедрение практик «электронного правительства» и, как следствие, формирование новой «электронной демократии», выходящей за рамки ограниченной традиционной представительской демократии;

переход от традиционной рыночной экономики к «сетевой», основанной на доминировании «знания и доступа»;

преодоление «информационного неравенства» через внедрение цифровых форм образования - стратегия «нового просвещения», где вовлечение преподавателей в информационное поле новых технологических и коммуникационных возможностей столь же актуально, как и погружение туда самих учащихся.

Традиционное «модернистское» понимание специфики науки в XX в. связано с определением ее дисциплинарной области в рамках вопросах строения, функционирования и обоснования научного знания в тех характерных категориальных структурах, которые актуализируются, прежде всего, в области естествознания и математики. Данное понимание специфики часто увязывается с проблематикой представленности научного знания через его историческую ретроспективу, где на первый план выходит вопрос изложения «исторических» фактов естествознания и математики, способов их группировки вокруг научных гипотез и объяснительных моделей. Необходимость преодоления стереотипов «диктата большой науки» стала очевидна уже в конце XX в., когда решения вопросов методологии, эпистемологии, архитектоники и конструирования гуманитарного научного знания приобрели автономную и самонаправленную стратегию. Начиная с работ Дж. Лакоффа, X. Уайта, Дж. Агамбена и Н. Нора можно констатировать рождение новой, социогуманитарно ориентированной философии науки, неразрывно связанной с социологией знания и контекстуальной историей знания.

1

См. Современная философия науки. Хрестоматия. М.: Наука, 1994. Вступ. ст. А. А. Печенкина.

Представления об эволюции социокультурной формы презентации современной науки невозможно рассматривать без включенности и интеграции научной, технической и технологической информации в пространство массмедиа «общества знания». Медийное опосредование научных знаний, участие не только в процессе их трансляции и популяризации, но и в их порождении необходимо рассматривать на уровне коммуникативных стратегий и особенностей визуальной поэтики (жанры передачи сообщений, их композиционные, темпоральные, риторические характеристики). В соответствии с этими параметрами происходит трансформация научно-технической и технологической информации в феномен науки информационного общества.

Одной из наиболее ранних попыток описать процесс возможных стратегий адаптации научных знаний к реалиям и требованиям информационного общества (с точки зрения средств и техник репрезентации), а также роль в них массмедиа были предприняты Хилгартнером (1990) и Кавалли (2000)[2]. Для этого использовались категории «канонического» или «доминантного взгляда», позволяющего выделить два параллельно существующих дискурса: один - внутри академических институций, другой - описывающий научные достижения извне. Эта модель предполагала следующее:

постоянный перенос информации из одного дискурсивного поля в другое;

академические институты аккумулируют авторитет, тогда как публичная сфера демонстрирует невежество;

производство и трансляция знаний происходит лишь вдоль одного вектора - от науки к обществу,

содержание научной информации представляет собой серию письменных авторитетных утверждений и не может носить устного ситуативного характера;

в процессе переноса из научного в популярный дискурс научная информация вульгаризируется и опрощается.

Именно по перечисленным выше направлениям началась критика традиционного представления о научном знании и его соотношении с «наукой информационного общества» с позиций пост-современной социологии и философии науки. В рамках так называемого демократического поворота в общественном понимании науки и научных достижений произошел отход от представлений о монополии ученых и академических институций на производство знаний, отказ от представлений о моноканальности передачи научной информации и т. д. И, напротив, классическая система производства знаний, а также соотношение в ней научного и популярного компонентов были реинтерпретированы в категориях дискурсивной гегемонии и власти.

Для того, чтобы описать процесс перевода знаний из одного регистра в другой и одновременно избежать негативной маркировки (конструкт «вульгаризация»), французские исследователи предложили использовать конструкт «дидактическая трансмиссия» (Moirand, 1992). Его использование призвано указывать на следующие коммуникативные обстоятельства:

научное сообщение производится в обстоятельствах, когда знания одного признаются доминирующими над знаниями остальных участников коммуникации;

в структуру текста включаются «сильные» элементы - определения, разъяснения, примеры и т. д.;

это сообщение призвано просвещать, поучать, демонстрировать нечто[3].

Попытки адаптировать социологию знания и философию науки к изменившейся коммуникативной ситуации и способам производства знаний в новых обстоятельствах характеризуют, главным образом, зарубежных исследователей.

Статус и соотношение науки информационного общества (pop-science) и традиционной академической науки составляет дискуссионную проблему, которая неминуемо выводит целый ряд отечественных авторов (А. В. Юревич, К. Акопян, В. Покровский,

С. Кордонский, Ю. М. Плюснин и т. д.) на необходимость оценки гносеологического, этического и эстетического содержания данной модели знания. Как правило, подобные оценки носят резко отрицательный характер. Стало уже общим местом выявлять, констатировать и обвинять данное явление в вульгаризации, упрощении, размывании академической целостности традиционных структур научного знания. Подобная негативная оценка уводит исследователей от анализа условий включенности науки в структуру массмедиа, проведения анализа и видения перспективы адаптации научных институтов знания к новым идеологическим возможностям, технологическим и аппаратным условиям распространения научной информации в «обществе знания».

В то время как целый ряд ведущих иностранных авторов заостряют свое исследовательское внимание на аппаратных возможностях презентации научного знания в структурах массмедиа, в отечественных науковедческих исследованиях предпочтение отдается рассмотрению данной проблемы сквозь призму морализаторских, поучительных и эсхатологических сценариев. В последние годы была предпринята не одна попытка провести негативную каталогизацию и деструктивную систематизацию явлений, представляющих pop-science, которая сводилась к следующим конструктам:

1) «наука информационного общества» - как поверхностное, излишне доступное изложение (сошлемся здесь на идеи лидера эпистемологически оснащенного социального конструкционизма К. Джерджена, который указывает на риторическую функцию сци-ентичной и непонятной ученой речи в производстве эффекта «научности» и авторитетности научного знания[4]) - акцент при этом делается на способах подачи информации, а аксиологический характер описаний указывает на приверженность интерпретаторов идеалам классической рациональности, в которой разделены истинное и ложное, научное и ненаучное, высокое и низкое. Критика подхода к популяризации научного знания, проинтерпретированной в категориях его упрощения, содержится в дискурсивном

исследовании Грэга Майера. Майер предлагает рассматривать популяризацию не просто как совокупность текстов, а как специфическую совокупность социальных действий, объединенных в практику, с особым типом деятеля, способами взаимодействия и социальными эффектами[5];

  • 2) «наука информационного общества» - как наука потребительского общества - интерпретации в духе марксизма и неомарксизма с акцентом на возможности/невозможности соблазна в репрезентации научного знания (С. Жижек), критике фетишистской и реификационной природы поп-науки, анализе способов потребления научного знания;
  • 3) «наука информационного общества» - как наука массовой культуры - при подобной трактовке акцент делается на зрелищный, развлекательный, гедонистический компонент популярной науки; особое внимание уделяется визуальным эффектам, используемым в подаче информации и превращающим картинку, отсылающую к научному событию (факту, случаю) в самодостаточный аттракцион;
  • 4) «наука информационного общества» - как наука для обывателей - эта трактовка популярной науки отсылает одновременно к предельно развернутой и открытой структуре коммуникативного пространства, а также к форме репрезентации информации; этот случай можно рассматривать как актуализацию в медийном контексте старой дихотомии обыденного и научного знания. В частности, Жан-Клод Бико отмечает, что именно различие между обыденным знанием и формами организации научного дискурса было одной из базовых его характеристик в классической системе координат. Софи Мойран предлагает смягчить эту оппо

зицию, рассматривая популярную науку как место встречи между специалистами и общественностью[6];

  • 5) «наука информационного общества» - как наука для прессы - или, что зачастую оказывается тем же самым, наука, производимая прессой. Здесь, главным образом, учитывается роль и заинтересованность прессы в производстве научных событий (так, известны случаи, когда в качестве научной сенсации подавалась информация о приостановленных, неудавшихся проектах - реальность успеха и открытия была целиком смоделирована и поддержана массмедиа). Так, Росслин Рид анализирует фокусированные интервью журналистов, освещающих научную проблематику в медиа, и ученых с точки зрения их непростого отношении к репрезентации научной информации в СМИ. Она подчеркивает, что характер отношений между заинтересованными сторонами (журналистами и учеными) может быть неизменно описан в категориях конфликта, что не в последнюю очередь определяется отсутствием «джентльменского кодекса» в освещении научных достижений. Автор отмечает, что неизбежность рисков при подаче научной информации способствует формированию нового типа научности, а также нового типа социальности;
  • 6) «наука информационного общества» - как околонаучные сферы производства сенсаций - при этом акцент делается на соотношение маргинального научного производства и мейнстрима, поп-наука оказывается пространством и инструментом аккумуляции и канализации «странной» информации; она занята констатацией парадоксов, предсказанием кошмарных катастроф, генерацией чудесного, артикуляцией невероятного и, наконец, демонстрацией невозможного.

Подобный оценочный подход однозначно уводит от собственно философского анализа представления статуса науки и ее коммуникационных возможностей в пространстве информационного

общества. Такие авторы, как Бруно Латур, Николас Луман, Ричерд Синнет, Джон Урри и др., наоборот, акцентируют свое внимание не на морализаторских оценках и оплакивании «утерянного научного канона», а на природе и возможностях вписывания научного текста и теории в координаты медиального режима.

В случае такой интерпретации проблема науки информационного общества приобретает подлинно философский характер, будучи рассмотрена как проблема трансмедиальности со стороны перехода от дискриптивных (письменных) технологий к новым формам и технологическим формулам кодирования и репрезентации научных знаний. Кардинальные изменения претерпевает и само пространство, в котором это знание размещается. Философия современной науки, а по большому счету, (пост)современ-ная философия науки - это, прежде всего, осознание или реакция философов и науковедов на кардинальную трансформацию, которую претерпевает научное знание, становясь объектом трансляции «программных зон» (Н. Луман), «номадических потоков» (Дж. Урри) и «акторных сетей» (Бр. Латур).

Современные подходы предусматривают в этой связи разработку вариантов анализа жанровой вписанности аппаратной адаптивности и стратегии воспроизводства научных фактов, сентенций, объяснительных моделей и теоретических конструкций в их медиальном преломлении. Основной проблемой становится невозможность вписать классическую структуру научного знания, порожденного в рамках письменной цивилизации, в структуру медиареальности, имеющую аудиовизуальный характер, ориентированную на зрелищные эффекты, иные модели темпо-ральности, формы рецепции, ресурсы производства реальности научных фактов и прецедентов. Одно из главных противоречий между стандартом классического научного знания и устройством миров масс-медиа заключается в невозможности производства объективных, тотальных и фундаментальных знаний в режиме сенсаций, захватывающих аттракционов и скандалов, присущих современным медиа.

Михаил Ямпольский, анализируя специфику оперирования с информацией в быстрых коммуникативных мирах Интернета, ука зывал на невозможность сохранять прежний стандарт достоверности информации даже в журналистике, не говоря уже о «серьезном» академическом научном знании. Ямпольский утверждает, что дезинформация, непроверенная информация, вычурная информация становятся неотъемлемой частью быстрых коммуникативных потоков, а сам факт проверки и достоверности лишается само собой разумеющегося ореола ценности[7]. Применительно к производству и трансляции научных знаний следует отметить, что «научная сенсационность» заставлять производителей и потребителей информации выделять не магистральные, а наиболее интенсивно потребляемые (зрелищные, эффектные, конъюнктурные, сенсационные) области и направления актуальных научных исследований.

Стало правилом в качестве подобных направлений выделять секторы научных исследований, имеющие отношение к так называемой сфере человеческих инстинктов, а именно: секс, здоровье, смерть, привлекательность, деньги, социокультурные знаки престижа, технологические фетиши и феномены, выходящие за рамки обыденного. Так, взятая для примера выборка из актуального архива Яндекса (от 8.10.2007) по теме «Наука» показала, в целом, соблюдение выделенных тематических приоритетов: медиа сообщают об изобретении вакцины от ВИЧ в Новосибирске (тема здоровье, смерть), о зависимости продолжительности жизни от брака, установленной сотрудниками Лондонской школы экономики (тема психология, жизнь, секс), а также о доказательстве библейского происхождения жизни, открытии очередной планеты, похожей на землю и т. д. Именно эти сферы исследований способны быть как источниками информационных поводов, так и собственно потребляемой информацией. Они позволяют воспроизводить сюжеты, актуализировать повествовательные уровни и инстанции, которые, в силу регулярности обращенного на них интереса, конструируют для публики ситуацию ожидания. В соответствии с этой конфигурацией медийного поля отбираются факты и сведения, предназначенные для передачи.

Ситуация медийного отбора и фильтрации научных фактов, пригодных не только для рассказа, но и для показа, может создать иллюзорное представление о действительно кажущемся узком и вульгаризированном горизонте pop-science. Иллюзия ущербной избирательности переносится с приоритетных для медийной репрезентации областей актуальных научных исследований на саму технологию и механизм воспроизводства научного знания в масс-медиа. Налицо подмена самой специфики распространения информации в реальности медиа регулярно потребляемой сюжеткой.

Эмблематические сюжеты с их навязчивой повторяемостью, регулярными циклами потребления и, соответственно, с не менее регулярными циклами производства научных сенсаций, делают невидимыми, непрозрачными и непроявленными внутренние каналы циркуляции научной информации. Если принять за точку отсчета схему Николаса Лумана о специфике программных зон в реальности массмедиа[8], то может создаться впечатление, что для науки не остается жанровой ниши в современных медиа, точнее, наука как система накопления, производства и распределения информации должна быть размыта по основным программным зонам (новостная зона, зона развлечений, зона рекламы). Собственно, именно три программные зоны очерчивает универсум массмедиа:

в новостной программной зоне основным сюжетом оказываются «научные сенсационные открытия» (складывается ситуация, когда только открытие или юбилей может стать достаточным основанием для производства новости);

в зону развлечений вписываются сферы научных исследований, связанные с «основными человеческими инстинктами», а также вся продукция, способная функционировать в качестве зрелища. Здесь уместно, например, упомянуть научно-популярный фильм, показанный на канале VIAS at History (11.09.2007) и посвященный истории романтизма, научной биографии И. Ньютона, Ч. Дарвина, 3. Фрейда и т. д. Визуальные эффекты и техники, к которым была столь чувствительна романтическая культура (а именно - отражения, зеркала,

эффекты удвоения, иллюзии, панорамы и т. д.) превращаются авторами фильма в зрелище, а следовательно, в главный ресурс развлекательности и одновременно в способ визуального пояснения и комментирования современных представлений о статусе зрения и зрелища в культуре романтизма (D. Crary)[9];

в зоне, отвечающей за рекламу, научному знанию отведено специфическое место: оно играет роль технологии верификации и символического обоснования исключительности качеств рекламных товаров (будь это «новая формула» «Тай-да»; эксплуатация образа футуристической лаборатории, где имитируется ход процедурных испытаний, демонстрирующих качество новой жевательной резинки; образ ученого в очках и белом халате, авторитетно обосновывающего уникальность или полезность очередного йогурта; использование наукообразных конструктов, образов или понятий, создающих видимость объективной характеристики товара; абсолютизация технологических циклов, производящих рекламируемый товар; отдельным сюжетом может выступать фетишистское толкование природы научных и технологических инноваций, когда сама инновация наделяется сверхобыденными качествами, представляющими обыденный товар).

Вопросы для самопроверки

  • 1. Какова роль науки в современном «обществе знания»?
  • 2. Дайте определение информационного общества.
  • 3. Как трансформируется научное знание, адаптированное под аппаратные стандарты массмедиа?
  • 4. Опишите основные формы и стратегии адаптации научного знания в современном информационном пространстве.
  • 5. В чем разница между традиционными дескриптивными стратегиями научного знания и цифровыми?
  • 6. Что описывает ситуация «медийного отбора и фильтрации» научных фактов?

Литература

  • 1. Границы науки. М.: НФ РАН, 2000.
  • 2. Злобин Н. Культурные смыслы науки. М., 1997.
  • 3. Косарева Л. М. Рождение науки Нового времени из духа культуры. М., 1977.
  • 4. Природа философского знания // Что такое философия? (Материалы «круглого стола» МГУ им. М. В. Ломоносова. 1994. Май) // Вестник МГУ Сер. 7. Философия. 1995. № 2.
  • 5. Современная философия и наука: знание, рациональность, ценности в трудах мыслителей Запада. М., 1996.

  • [1] Европейский Союз и избранный им путь построения «общества знания» представляет наибольший интерес в силу особо мощной институализации данной идеологии в политических структурах Союза и экономических практиках, поощряемых наднациональными и надгосударственными организациями и корпорациями, а также той влиятельной ролью, которую он оказывает на трансформационные процессы институтов знания в современной России. 2 Где, собственно, впервые была обозначена новая цель общеевропейского строительства - превращение Европы в регион с наиболее конкурентной и динамично развивающейся наукой и экономикой, основанной на знании, -«экономика знания».
  • [2] Hilgartner S. The Dominant View of Popularization: Conceptual Problems, political Uses // Social Studies of Science. 1990. Vol. 20; P. 519-539.
  • [3] Moirand, S. (ed.) Un Lieu d'inscription de la didacticite: Les catastrophes naturelles dans la presse quotidienne, Les Carnets du CEDISCOR 1. 1992.
  • [4] Джерджен К. Обыденное, оригинальное и достоверное. Минск, 2005. С. 56.
  • [5] См. Greg Myer. Discourse Studies of Scientific Popularization: Questioning the boundaries // Discourse Studies, 2003, vol. 5(2), 265-279. 2 См., например, Pumphery S., Cooter R. Separate Sphere in Public Places: Reflection on the History of Science Popularisation and Science in Popular Culture // History of Science. 2003; Vol. 32. P. 237-267. 3 Beaco ].-C., Claudel Ch. Science in Media and Social Discourse: New Channels of Communication, New Linguistic Forms // Discourse Studies. 2002; Vol. 4(3). P. 277-300.
  • [6] Moirand S. Formes discursives de la diffusion des savoirs dans les medias'// Hermes 1993, 21. P. 33-44. 2 Cm.: Reed R. (Un)Professional Discourse: Journalist's and Scientist's Stories about Science in Media // Journalism. 2001; Vol 2(3). P. 279-298.
  • [7] Ямпольский М. Интернет и постархивное сознание // Новое литературное обозрение. 2002. № 51. С. 71.
  • [8] См. Ауман Н. Реальность массмедиа. М., 2005.
  • [9] Crary D. Techniques of Observer. L, 1993.
 
Посмотреть оригинал
< Пред   СОДЕРЖАНИЕ   ОРИГИНАЛ     След >