Немецкая классическая эстетика
Расцвет немецкой классической эстетики приходится на вторую половину XVIII — первые десятилетия XIX в. Эстетические концепции И. Канта (1724—1804), Ф. Шиллера (1759—1805), Ф.В.Й. Шеллинга (1775-1854) и Г. В.Ф. Гегеля (1770-1831) органично включались в контекст их философских систем.
Философия искусства И. Канта
Впервые к вопросам эстетики Кант обратился в очерке «Наблюдения над чувством прекрасного и возвышенного» (1763), написанном еще в традициях концепции просветителей. Кант исследует здесь эстетическое чувство, исходя из свойств и задатков человеческой природы.
Снова к проблемам эстетики Кант возвращается в «Критике способности суждения» (1790) — сочинении, завершающем так называемый «критический» период его философской деятельности, когда мыслитель исследовал границы человеческого познания и установил различие между миром «вещей в себе» и миром явлений, областью природы и свободы. Искусство представляет собой интегрирующее звено, примиряющее силы необходимости (мир природы) и силы свободы (область нравственных деяний). Искусство должно казаться свободным от всякой принудительности произвольных правил, как если бы оно было только продуктом природы.
Все естественное, отмечает Кант, прекрасно, когда имеет вид сделанного человеком, а искусство прекрасно, если походит на природу. Природа прекрасна в случае, если ее творения пробуждают идею целесообразности, будто бы они специально созданы для эстетического удовольствия. Целесообразность может быть реальной, объективной, когда предмет согласуется со своей сущностью или со своим назначением, и формальной или субъективной, когда предмет согласуется с природой нашей познавательной способности. В последнем случае он воспринимается нами как прекрасный. При восприятии искусства важны не столько сами качества объекта, сколько то, что человек в процессе переживания способен обнаруживать в самом себе. Сфера искусства выступает в ней областью, где человек, движимый необходимостью, и человек, реализующий свободу, предстают в интегрированном единстве этих отношений.
Согласно Канту, эстетическое удовольствие лишено интереса, то есть не интересуется реальным существованием своего объекта, и возникает в процессе бескорыстного наслаждения его формой. В основе эстетического суждения лежит чувство целесообразности объекта без какого-либо определенного представления о его цели. Причиной эстетического удовольствия, испытываемого нами от предмета, является гармония наших познавательных способностей, возникающая в процессе игры рассудка и воображения.
Это означает, что при восприятии субъектом художественного произведения познавательная способность человека обнаруживает некую «целесообразность» как принцип этого произведения. Вместе с тем процесс постижения искусства не ограничивается рамками «целесообразности». Искусство стимулирует ассоциативную игру познавательных способностей, которая позволяет человеку расширить границы своего сознания, пережить продуктивное состояние творческого воображения.
Эстетически плодотворным оказывается все то, что будит воображение, способствует игре познавательных способностей человека. Искусство всячески культивирует эту человеческую способность. Все прекрасное в искусстве возникает только благодаря творческой активности гения, который его создает. Погружаясь в художественное переживание, наши силы воображения приходят в движение, душа получает оживляющий принцип.
Кант много думал над тем, в какой мере понятийный анализ способен адекватно передать все богатство художественного содержания. В самом деле, ведь художественная критика базируется на том, что так или иначе переводит художественное произведение на язык понятий, вместе с тем, художественное содержание в принципе невыразимо никаким другим способом. Вербальный язык — это совсем иной инструмент осмысления мира, чем его образное претворение.
В итоге Кант формулирует следующую антиномию. Тезис гласит: «Эстетическое суждение невозможно обсуждать, поскольку оно не основывается на понятиях». Антитезис таков: «Эстетическое суждение при всей вариативности возможно обсуждать, поскольку оно основывается на понятиях». Кант приходит к заключению, что художественная критика возможна только в том случае, если содержание художественного произведения не просто передается через логическую схему, а воссоздается та атмосфера, которая выражает и его подтекст. Глубина проникновения в эстетическую идею, по Канту, определяется не столько осмыслением результата художественного восприятия, сколько состоянием человека в процессе восприятия, т.е. степенью вовлеченности в восприятие всего его существа, активностью в момент наивысшего напряжения сил. Эстетические идеи стремятся к чему-то, лежащему за пределами опыта, и таким образом пытаются приблизиться к изображению понятий разума. Поэтому цель деятельности истинного художественного таланта состоит в том, чтобы достигнутое им изображение не только было невыразимо на языке понятий, но могло бы само понятие расширить до бесконечности.
Произведение искусства несет в себе возможности богатой ассоциативности, будит воображение, посылает новые импульсы игре наших внутренних сил. Вместе с тем, Кант ставит определенные границы авторскому произволу. Это уже не теория искусства романтиков, которые согласились бы с тем, что автор играет и хочет разыграть, развивая парадоксы, остроумие, иронию и пародию. Кант стремится дистанцироваться от такой крайности. Искусство — сфера незаинтересованного, бескорыстного духа, «целесообразность без цели», однако «фермент» художественности не способен проявиться через случайный и пустой материал. В искусстве представляет интерес не всякое содержание, а лишь такое, которое мысль фиксирует как сущность, как явленную необходимость, внутреннюю тенденцию.
Путь, по которому развивается творчество художника, основан не на правиле рассудка, а на естественной необходимости внутренней природы гения. Сама природа гения дает искусству правило, поэтому автор произведения, по мысли Канта, сам не знает, каким образом у него осуществляются идеи для этого, и не в его власти произвольно или по плану придумать их или сообщить другим. Следовательно, и судить гения невозможно по тем правилам и критериям, которые сложились в искусстве до него. Любой новый шаг в истории искусства может состояться только в том случае, если перед нами появился автор, изобретающий собственный язык, собственную форму и таким образом устанавливающий новые критерии художественности. Критерии художественности, таким образом, не являются раз и навсегда данными.
Уникальная природа произведения искусства обнаруживает способности к примирению противоположных начал бытия — идеального и реального, эмоционального и разумного, теоретического и практического, необходимости и свободы.
