КОНЦЕПТ «СИЯНИЕ»

О «трансцедентальном ветерке» как необходимом качестве настоящей поэзии писал идеолог «ноты» Г. Адамович^[1]. Борис Поплавский, которому «нота» обязана своим названием, определял её звучание как «метафизическое». Одним из таких метафизических символов является «сиянье»^[2].

В норме процессу символизации подвергается конкретная лексема. Согласно исследованию Н.А. Афанасьевой, процесс образования традиционного поэтического символа описывается формулой К + А^[3]. Предложенная схема отражает соотношение в контексте конкретного образа с его эксплицированным (или имплицитным) абстрактным содержанием. В случае сияния метафорически и метонимически концептуализируется образ, уже совершивший продвижение по пути от конкретного к абстрактному. Будучи концептом с предметно-чувственным (зрительно воспринимаемым) ядром, он в то же время выражен отвлеченным существительным, попадая в результате в разряд «концептов абстрактных номинаций» (Л.О. Чернейко).

Очевидно, что семантика этого образа обретается в сфере умозрительных, метафизических понятий.

Христианская традиция включает образ сияния в сферу Божественного. Согласно библейскому конкордансу, слово «сияние» используется в тексте Священного Писания «в связи с милостью или присутствием Божиим»^[4]: «и просияло лице Его, как солнце» (Мтф. 17: 2); «и слава Господня осияла их» (Лк. 2: 9); «осиял меня великий свет с неба» (Деян. 22: 6).

Как отмечает С.С. Неретина, анализируя «Диалог между Философом, Иудеем и Христианином» П. Абеляра, «эти слова (illuminare- illuminatio) употребляются Христианином только для обозначения трансцендентной и эсхатологической области. Illuminatio для Христианина - это видение Божественного света при Воскресении»^[5].

История православной мистики отмечена явлением исихазма, в основе которого - созерцание Божественного света. «Свет здесь - не просто удобная терминология, не метафора, это - реальный свет божественного озарения. Этот свет - силы и энергия Бога - знак и залог спасения, то, что чувственно видят святые и праведники на земле, во времени; тот свет, который, согласно Писанию, увидят все люди в конце времен, во втором пришествии Христа. Реальность божественного света есть оправдание реальности соответствующего мистического опыта»^[6].

Отзвук этой христианской символики можно обнаружить в ранних произведениях Г. Иванова: «За трубным звуком вслед - сиянья потекли, Вмиг смолкли возгласы, проклятия, угрозы. Раскрылася стена, и легкою стопой Вошел в нее Христос в одежде золотой...» (62).

Высокая стилистическая окраска образа, его закрепленность за сферой Божественного сохраняется в метафорических конструкциях. Сравните у «петербургского» Г. Иванова: «Ах, ты не видел, ты спал, когда Зажглася в небе зимы звезда И белый ангел сияньем крыл / Всю землю нежно засеребрил» (480).

• [1] Адамович Г. Указ. соч. С. 163.
• [2] В большинстве случаев поэты предпочитают усеченную форму номинации«сиянье», возможно, в силу версификационных причин. Мы рассматриваем этиформы как вариативные.
• [3] Афанасьева Н.А. Указ. соч. С. 7.
• [4] Библия: в русском переводе с приложениями. Брюссель: Изд-во «Жизньс Богом», 1989. С. 2426.
• [5] Неретина С.С. Указ. соч. С. 81.
• [6] Кукушкин Л.С. Практическая мистика христианского востока// Доброто-любие. М.: Изд-во ACT, 2001. С. 12.