Век Просвещения: писатели Запада в России

Эпоха Просвещения в России, начало которой положили реформы Петра Великого, характеризуется выдающимся подъемом во всех областях культуры. XVIII в. подготовил тот блистательный взлет, которым отмечен литературный процесс в России в столетие Пушкина и Толстого. Ему посвящена богатейшая критическая литература, его изучением занята целая область русистики. Одной из важнейших сторон этого процесса стала активная рецепция писателей Запада, появление в XVIII в. первых переводов, порой еще несовершенных, а также критических отзывов. Поскольку данный период выходит за рамки настоящей работы, а материал обширен, целесообразно кратко упомянуть лишь наиболее существенные факты и тенденции.

В XVIII в. в России начало активно осваиваться античное наследие. Надо помнить, что взаимосвязи между эллинским миром и Русью имеют глубокие корни: еще Геродот предложил описание Скифии, южных областей России; в Крыму и на Кавказском побережье Черного моря находились греческие колонии и поселения. В летописи «Повесть временных лет» (XII в.) можно прочесть о том, что с незапамятных времен по рекам Волхов и Днепр пролегал «великий путь из варяг в греки». После принятия христианства Ярослав Мудрый стал привлекать переводчиков греческих текстов. София Палеолог, жена Ивана III, племянница византийского императора Константина, приехала в Москву (1472) в сопровождении штата своих придворных, которые содействовали распространению и популяризации греческой культуры. Иван Грозный собрал ценную библиотеку греческих книг, а в своих сочинениях ссылался на античных авторов. Благовещенский собор в Кремле был украшен живописью и фресками, запечатлевшими Гомера, Вергилия, Платона, Аристотеля и др.

Основанная в 1687 г. Славяно-греко-латинская академия стала очагом подготовки кадров для нужд государства и церкви, а также слушателей медучилищ, в ней преподавались древнегреческий и латинский языки.

ю

Среди первых пропагандистов и переводчиков античной литературы был М.В. Ломоносов. Он живо интересовался поэмой Лукреция «О природе вещей», а в свою «Риторику» (1746) включал примеры из Гомера, которого транслитерировали как Омир.

Гомер был для Ломоносова воплощением «отменной красоты, изобилия, важности и силы Эллинского слова». Первый стихотворный перевод «Илиады», выполненный П. Костровым и посвященный Екатерине II, появился в период русско-турецких войн, в 1787 г. Среди переводчиков Гомера, в частности хрестоматийной сцены «Прощание Гектора с Андромахой», был Н.М. Карамзин; выход же в 1829 г. перевода «Илиады» Н. Гнедичем станет событием в литературной жизни России.

Московский университет, основанный Ломоносовым (1755), стал (и остается) одним из центров изучения античной литературы и шире, классической философии. Ко второй половине века основные произведения древнегреческой и римской литературы, в том числе эллинские поэты (Анакреонт и Сапфо), римские Гораций и Овидий, философы, «Энеида» Вергилия были уже известны русскому читателю.

В становлении русского классицизма сыграли, конечно, свою немалую роль французские классики. Опыт Корнеля и Расина взяли на вооружение Сумароков, Княжнин, Херасков. Грибоедов восторгался «Сидом», а Катенин предложил лучший для своего времени его перевод. Пушкин, почитатель «строгой музы старого Корнеля», высоко этот перевод оценил. Восхищение Расином высказывали Тредиаковский («Способ к сложению русских стихов», 1735) и Сумароков («Эпистола о стихотворстве», 1748); последнего даже называли «российским Расином». Державин переводил «Федру», но от этого труда сохранился лишь отрывок. Замечательна роль Мольера в становлении русской драматургии XV1II-XIX вв., особенно комедийного жанра. Его ценили Княжнин, Капнист, Крылов, но особенно Фонвизин и Грибоедов в своих творческих усилиях по созданию русского самобытного театра. Вместе с тем давно замечены сюжетные совпадения в «Мизантропе» и «Горе от ума». Тема «Мольер и Грибоедов» закономерна; ее специально разрабатывал Н.К. Пиксанов. Интерес к Мольеру проявлял Гоголь, о чем свидетельствует сопоставление «Тартюфа» и «Ревизора». Именно Пушкин, поклонник Мольера, натолкнул Гоголя на его внимательное чтение. Мольером Пушкин увлекся в лицейские годы (стихотворение «Городок», 1814); в пору работы над «Борисом Годуновым» Пушкин отдавал предпочтение Шекспиру перед Мольером.

Тема «Пушкин и Мольер» плодотворно разрабатывалась в пушкинистике (Н.К. Пиксанов).

Среди французских писателей XVII в. обрел широкую популярность Лафонтен, прежде всего как классик басенного жанра, опыт которого использовали Хемницер, Капнист, но особенно Крылов, предложивший оригинальные переработки таких басен, как «Ворона и лисица», «Стрекоза и муравей», «Волк и ягненок». Повесть Лафонтена о любви и злоключениях Психеи и Купидона, восходящая к Апулею (вставная новелла в «Золотом осле»), была творчески использована И.Ф. Богдановичем в его «Душеньке». На опыт теоретика классицизма Буало опирался в своих сатирах Кантемир, а Тредиаковский был первым переводчиком его «Поэтического искусства». Ему подражали Батюшков, Вяземский, им был увлечен лицеист Пушкин.

Восприятие в России великих французских просветителей- энциклопедистов — тема обширная и принципиально значительная. Их главные сочинения после публикации на родине быстро становились известны в России, оказывались предметом обсуждения и полемики. Это прежде всего относится к Вольтеру, с которым у нас познакомились уже в 1720-е гг. Был любим и прочно вошел в репертуар петербургских и московских театров Бомарше, которого ценил и любил Пушкин. Автор «Евгения Онегина» был одним из знатоков и тонких интерпретаторов французской литературы. То же относится к Достоевскому, Толстому, Тургеневу, Чехову и Горькому. Эти темы получат в дальнейшем освещение в нашей книге.

Англо-русские литературные отношения, как это показал М.П. Алексеев, имеют давнюю и обширную историю.

Особым богатством отличается российская шекспириана^[1]. Первое упоминание о Шекспире в русской прессе относится к 1708 г., а спустя несколько десятилетий начался настоящий поток его переводов и переделок, нередко более чем своеобразных. В 1748 г. увидела свет трагедия Сумарокова «Гамлет», представлявшая вольное обращение с сюжетом и текстом Шекспира: драма завершалась торжеством Гамлета, который женился на Офелии. В своей «Эпистоле о стихотворстве» Сумароков называл Шекспира «творцом, достойным славы», хотя, в духе некоторых представлений тех лет, он и полагал его «непросвещенным». Заметим, что долгое время «Гамлету» у нас не очень везло: он появлялся в виде переделок, а сюжет приспосабливался к текущим политическим событиям, пока в 1828 г. не появился полный русский перевод великой трагедии, выполненный Вронченко. В 1787 г. увидел свет «Ричард III», в переводе Н.М. Карамзина. Среди переводчиков были разные люди: и профессионалы, и ремесленники. Приложила к ним руку и сама императрица Екатерина II, человек трудолюбивый, высокообразованный и не лишенный литературных способностей. Но многие переводы и переделки осуществлялись с французского языка, а потому слабо передавали дух и суть подлинника. Новый серьезный этап освоения Шекспира, как будет показано позднее, начался уже позднее, в романтическую эпоху.

Что касается английского просветительского романа, наиболее значительного достижения национальной литературы в XVIII в., то его лучшие образцы (Дефо, Филдинг, Ричардсон, Стерн и др.) приходили к русскому читателю вскоре после того, как они становились европейски известными.

Судьба литературного наследия Дефо сложилась своеобразно, он сразу же стал настольной книгой широкого английского читателя, а один из его недоброжелателей писал: «Каждая старуха, если только у нее есть, чем заплатить за них, покупает "Жизнь и приключения Робинзона Крузо" и передает их по наследству потомкам...» А между тем критики не относились к нему серьезно, Свифт обозвал его «безграмотным писакой», а поэт Александр Поп — неудачливым журналистом. Руссо помог открыть его подлинное значение, когда полагал «Робинзона» единственной полезной книгой, которую рекомендовалось читать его Эмилю, герою одноименного «педагогического романа». К середине XVIII в. «Робинзон» не только был переведен практически на все европейские языки, но появились его национальные разновидности, «голландский», «шведский», «датский» и другие Робинзоны, в том числе предназначенные для детей. В России первое издание знаменитой книги появилось в 1762—1764 гг. и называлось «Жизнь и приключения Робинзона Крузо, природного Англичанина; сочинение Д. Фое; перевел с французского Я. Трусов». С тех пор роман издавался бесчисленное количество раз. Л.Н. Толстой, высоко ценивший воспитательное значение романа, сделал специальный его вариант для детей и использовал в своей работе в Яснополянской школе^[2].

Сразу же завоевал всеобщее внимание и гениальный роман Свифта о Гулливере. Его первый перевод был выполнен Ерофеем Коржавиным также с французского, а его название звучало следующим образом: «Путешествия Гулливеровы в Лилипут, Бродинягу, Лапуту, Бальнибарбы, Гуигнгмскую страну или к лошадям»^[3]. В дальнейшем переводы Свифта и других авторов, уже в советскую эпоху, обрели совершенство, а сами тексты были научно прокомментированы (Свифт, Филдинг, Стерн и другие). Но особой популярностью в Рос-

³

сии в XVIII в. пользовался Ричардсон (1689—1761), ныне привлекающий внимание скорее литературоведов, чем читателей. Были переведены все три его романа, и даже появилось подражание английскому романисту — повесть П. Львова «Российская Памела, или история о Марии, добродетельной поселянке» (1789). Но, конечно, самое известное свидетельство популярности Ричардсона — пушкинский «Евгений Онегин», где о Татьяне сказано:

Ей рано нравились романы;

Они ей заменяли все;

Она влюблялася в обманы И Ричардсона и Руссо.

Объединение этих двух имен — показательно. Сентименталист- ское направление в европейской литературе получило живой отклик и у читателей, и у писателей, прежде всего у Карамзина и его школы. Упоминается в «Онегине» и мать Татьяны, которая «была сама от Ричардсона без ума». И далее тонкое замечание о вкусах и литературной моде:

Она любила Ричардсона,

Не потому, чтобы прочла,

Не потому, чтоб Грандисона Она Ловласу предпочла.

Ловелас из «Клариссы Гарлоу» оказался наиболее жизненным, лишенным искуственности персонажем Ричардсона, в то время как Грандисон из его последнего романа, — пресным и скучным. О нем отзывались в том смысле, что его главный недостаток — это отсутствие недостатков. О «бесподобном Грандисоне» у Пушкина справедливо замечено, что он «наводит сон».

Что до Лоренса Стерна (1713—1768), автора знаменитого «Сентиментального путешествия», а также «Тристрама Шенди», то его художественный опыт был близок Карамзину («Письма русского путешественника»), но особенно Радищеву в его «Путешествии из Петербурга в Москву». Позднее психологические открытия Стерна получили высокую оценку и признание Л.Н. Толстого. Сама его художественная методология анализа внутренней жизни человека даже закрепилась в виде специального термина «стернианство».

Из английских драматургов XVIII в. наиболее известным был Р.Б. Шеридан (1751-1816), прежде всего как автор блистательной «Школы злословия». В центре ее — «англизированный Тартюф», Джозеф Серфес, одна из самых ярких фигур специфически британских лицемеров. Пьеса была известна Екатерине II, которая перевела фрагмент из нее под названием «Злоречивые, или Клеветники». Ее влияние ощутимо в комедии А.Н. Островского «На всякого мудреца довольно простоты». Классической постановкой стал спектакль во МХАТе, где супружескую пару Тизлов исполняли корифеи мхатовской сцены М. Яншин и О. Андровская^[4].

«Русский Гёте». Знакомство с немецкой литературой в России в доромантическую эпоху связано прежде всего с именами великих «веймарцев», Гёте и Шиллера. Начало освоения наследия Гёте (1749— 1832) относится к 1780—1790-м гг., когда он уже явил творческую зрелось и приобрел общеевропейскую славу. В 1781 г. после выхода в свет немецкого оригинала появился русский перевод под названием «Страсти молодого Вертера», который переиздавался (без указания имени переводчика) в 1794 и 1796 гг.

После этого русская «вертериана» постоянно пополнялась. В «Письмах русского путешественника» Карамзин указал близость «Вертера» к «НовойЭлоизе» Руссо. По мысли Карамзина, Гердер и Гёте «умели язык свой сблизить с греческим и сделать его самым богатым и для поэзии удобнейшим языком». Возможно, что Радищев, учившийся в Лейпциге в 1766—1771 гг., мог встречаться со студентом Гёте. Он вспоминал Гёте в своем «Путешествии из Петербурга в Москву»: «...слезы мои были столь же для меня сладостны, как исторгнутые из сердца Вертером». В дальнейшем переводы, подражания, критические отзывы о Гёте исчислялись многими десятками, и в процессе этом были задействованы писатели, составлявшие цвет русской литературы: позднее (1820—1840 гг.) над переводами его поэзии трудились Аксаков, Бенедиктов, Веневитинов, Жуковский, Лермонтов, Тютчев и многие другие^[5]. Несмотря на изобилие российской гётеаны, автор «Фауста» не оказал на русских писателей столь сильного влияния, как его младшие современники, романтики Гофман, Байрон, Вальтер Скотт и Жорж Санд.

Шиллер: «адвокат человечества». В отличие от холодновато-величественного Гёте Шиллер (1759—1805) волновал русских читателей свободолюбием и гуманистическим пафосом. Его открыли примерно через 10 лет после дебюта его драмы «Разбойники» (1782); ее поставили воспитанники Благородного пансиона при Московском университете (1793), а первым переводчиком знаменитой «Оды к радости» (1792) был Карамзин. Свободолюбивый пафос Шиллера дал основание Белинскому назвать его «адвокатом человечества».

Пушкин, находясь в ссылке в Михайловском, обращался к Кю хельбекеру:

Поговорим о бурных днях Кавказа,

О Шиллере, о славе, о любви.

Тема «Шиллер в России» — обширна и многоаспектна. Мы час тично коснемся ее в главах о Жуковском и Достоевском.

1.3. Русско-немецкие контакты: истоки

1.4. Россия и Америка: ранние культурные контакты

• [1] См.: Шекспир: русская культура / Под ред. М.П. Алексеева. Л: ИРЛИ, 1965.
• [2] В издании романа Дефо в серии: Библиотека студента-словесника (пред, иком, К.Н. Атаровой. М., 1990) представлен обширный научный аппарат,включая рецепцию «Робинзона Крузо» в России. Основоположником же егонаучного изучения был М.П. Алексеев.
• [3] В ранних, особенно в XVIII в., изданиях английских авторов мы встречаемпричудливые транслитерации имен собственных: Джонатан Вайльд, ДжозефЭндрюс и Том Ионес, Кларисса Гарлоу (у Ричардсона) как Кларисса Гирлов,Лоренс Стерн в переводе с французского превратился в Лаврентия Стерна.
• [4] Наиболее серьезное исследование автора «Школы злословия» принадлежитТ.Г. Чесноковой. См. ее работу: Драматургия Р.Б. Шеридана: Традиции и литературный контекст: В 2 ч. М.: Изд-воМГПУ, 2013.
• [5] Этот материал собран и обобщен в классическом труде акад. В.М. Жирмунского «Гёте в русской литературе». Впервые изданный в 1932 г., он был переиздан в 1982 г. и является выдающимся достижением отечественной компаративистики.