«ВЛЕСОВА КНИГА» И ДАННЫЕ О СЛАВЯНСКОМ ЯЗЫЧЕСТВЕ

Языческая картина мира во «Влесовой книге»

Проблема религии восточных славян была и остаётся не только одной из самых интригующих, но и одной из сложнейших в отечественной историографии. Сложность эта объясняется относительной скудностью древних письменных источников. Нам очень мало вполне достоверно известно о языческой вере наших предков, и исследователи зачастую вынуждены довольствоваться только предположениями, более или менее обоснованными. Надо признать, что ВК соответствует далеко не всем устоявшимся в науке предположениям. Попытаемся снова взвесить доводы «за» и «против» подлинности документа.

Основой философско-религиозных воззрений, отражённых в «Книге», является, видимо, учение о Прави, Яви и Нави. Наиболее чётко оно

сформулировано на дощечке 1: «правебоесьнев1домоуложена-

дажь6омапоньякопря-жесятецеяве '1тасоутво/ р1животонашо-

атоколу од'1десьмртьеесьявьесьте-коущаатворенооправ'1нав/

ен6оестепото'1ядотеестенаваапотеестенаваав-

прав1жеестеявъ» («Правь ведь невидимо устроена Даждьбом, а по ней - как война же сия - движется Явь, и она творит жизнь нашу. А та когда отойдёт - [то] смерть. Явь движима и творима Правью. Навь же -после неё. До неё - Навь и после неё - Навь. А в Прави же есть Явь»;

Д. М. Дудко отрывок «якопряжесятеце» разбивает и переводит иначе, нежели Н. В. Слатин: «словно пряжа, течёт», и этот вариант перевода представляется значительно более логичным). Критиками подлинности источника неоднократно отмечалось, что эта система представлений не известна по другим источникам (кроме «Сказов» Ю. П. Миро-любова)¹. Однако сравним его с рассуждениями современного исследователя о мировосприятии древних славян: «Мир живых - это мир порядка... В потустороннем мире нет ни времени, ни календаря, ни света, ни жизни... С языческой точки зрения, грешный - не тот, кто виноват перед Богом, а тот, кто неправильно себя ведёт, живёт не так, как следует. Нарушение обрядовых и бытовых правил поведения приводит к нарушению гармонии между человеком и силами природы, а это грозит несчастьем не только самому нарушителю, но и обществу, в котором он живёт»². Нужно признать, что сходство поразительное; современный автор только не называет прямо Явь, Правь и Навь. Можно вспомнить в данной связи также то, что слова, однокоренные с упоминаемой в ВК «Навью», широко представлены в индоевропейских, в частности славянских, языках в значениях, так или иначе связанных с понятием смерти: санскр. nag - умирать, лат. пех - смерть, трем, vezoq, готск. naus (множ, navels), navis - мёртвый, navistr - могила, сканд. па - мёртвое тело, труп, лат. nahwe - смерть, nahwigs - смертельный, ядовитый, nahweht - убивать; в древнечешском языке unavili значило загубить, умертвить, a naw, nawa - смерть, могила, жилище усопших. В старинных русских памятниках навье - мертвец, «в нави зрети» - ожидать смерти; в древних переводах библейских книг навь употребляется в смысле ада, тартара, как царство мёртвых. Наконец, Радуница (вторник Фоминой недели), когда совершались поминки по усопшим, назывался в народе навий (=мертвецкий) день и навьы проводь?.

На той же дощечке 1, кстати, мы находим свидетельства и космогонических представлений её автора: «себодабостворящнамовеице-яковожеіес-тесветз / оренамесяшеівотоіябезодниповеси-

дажьбоземенашеабитаяудьр-женабятак/ оседущепращурісо-

утеатісветізореманамоодиру...». В переводе этого отрывка, впрочем, у Н. В. Слатина и Д. М. Дудко снова обнаруживаются расхождения. Н. В. Слатин: «Вот ведь, Дабо сотворил нам это и то, что есть. Свет звёзд нам сияет, и в той бездне повесил Дажьбо Землю нашу, чтобы она удерживаема была так. Это души Пращуров суть, и они светят звёздами нам из Ира...». Д. М. Дудко: «Даждьбог сотворил нам яйцо, которое есть свет звёзд и месяца. И в той бездне повесил Даждьбог землю нашу, чтобы она держалась. Так вот души пращуров светят звёздами нам из Ирия». Принципиальные противоречия обнаруживаются в трактовке

фразы «себодабостворящнамовеицеяковожеіестесветз/ оре-

намесяше». Н. В. Слатин разбивает её как «се бо дабо створящ

нам [о] ове і це, яковоже і есте, свет зоре наме сіаше».

А Д. М. Дудко, судя по всему, как «се бо дабо створящ нам [о] ове

іце, яковоже іесте свет зорен а месіаше» (буквально: «Дабо сотворил нам это яйцо, которое есть свет звёздный и месяца»). Согласиться с трактовкой Н. В. Слатиным буквосочетания «овеіце» как «это и

то» мешает нетипичность написаний слова «то» в форме «це» для ВК в целом и для дощечки 1 - в частности. Следует согласиться, что разбивка текста, учитывая нестабильность грамматики и орфографии документа, может быть разной. Однако вариант Дудко довольно прочно согласуется с архаической космогонической мифологией.

При трактовке рассматриваемого отрывка следует вновь обратиться к приведённой в предыдущей главе легенде о божеском кочете, изначально космогонический характер которой также едва ли может вызывать сомнения. Как отмечает В. Н. Даниленко, «миф о яйце как об исходной форме мироздания существует, пожалуй, почти во всех мифологических системах мира, так или иначе ставивших космогонические проблемы»⁴. С краинской легендой текст дощечки 1 больше всего сближает, на наш взгляд, солярный характер создателя мирового яйца: в первом случае это петух, неразрывно связанный в славянском фольклоре с Солнцем⁵, а во втором - сам бог солнца Даждьбог. Кроме того, близкая аналогия процитированному отрывку содержится в финской «Калевале»:

«Из яйца, из нижней части,

Вышла мать - земля сырая;

Из яйца, из верхней части,

Встал высокий свод небесный;

Из желтка, из верхней части,

Солнце светлое явилось;

Из белка, из верхней части,

Ясный месяц появился;

Из яйца, из пёстрой части,

Звёзды сделались на небе;

Из яйца, из тёмной части,

Тучи в воздухе явились».

(Перевод Л. Бельского)⁶. Неслучайно, видимо, и окончание отрывка («Это души Пращуров суть, и они светят звёздами нам из Ира...»). Дело в том, что в старинных народных воззрениях душа часто представлялась звездой. Индусы верили, что души блаженных предков сияют на небе звёздами; славяне же и немцы признавали звёзды очами ангелов-хранителей⁷.

Важным аспектом языческой мифологии, на который уже обращалось внимание в предыдущей главе, является то, что она «не знает представления о прошлом, каждое поколение повторяет всё то, что совершали прежние, сменяются лица, но не события»⁸. То же мы видим и в ВК. Деяния предков в ней представлены как пример того, как следует поступать впредь, рефреном проходит мысль о связи с «пращурами», наблюдающими из «Ирия» (языческого рая) за поступками потомков.

Таким мироощущением «Книга» буквально пропитана. Даже Д. М. Дудко, в целом склоняющийся к версии позднего происхождения документа, признаёт, что «мировоззрение “Велесовой книги” -насквозь религиозное и мифологическое»⁹.

Совершенно языческой является вся поэтика источника, понятная подчас только исходя из знания дохристианских верований славян. В будущем она может стать серьёзной темой для специальных исследований. Здесь же приведём всего несколько примеров.

Так, на дощечке 7ж читаем: «Тут Заря Красная идёт к нам как жена благая и молока даёт нам, во силу нашу и крепость двужилую. Та ведь Зарыня Суне возвестила. И также слышится нам вестник конный, скачущий к закату Солнца, чтобы готов был Его челн золотой к ночи. И влеклась повозка волами смирными по степи синей и там ведь ляжет

Суне спать во ночи. А когда день пройдёт, наступит вечер, и второй всадник явится перед вечером, и так говорит Солнцу, что воз и волы есть там и ждут его на Млечной Стезе, что Заря пролила во степи, позванная Матью, чтобы [та] поспешила» («ту зорі я красна іде донь яко жена благва а млека даяшеть ны в сілоу нашіу а крен-посць двужила та бо зарыне суне вЪстща а такожде сленх-шемо сен хом віістеце комоньска скакщете до закату суне абосте управенсте бящ го члн злат ку нощі а бящь бЪх воуз со влоема смірнама влекуцеща по ступе сынеа тамо бо легнь суне спате во нещь а тож колібва ден пшишед ста до вещежЬ а друге скакащець уяве пршедь вещере а тако рце суне же воуз а влы есь тамо а жде го на млещене стезЪ аще зорія

прол ища в ступ ь Ъ позвана мате абы сва поспьЪшендла»). Этот отрывок весьма напоминает этнографические данные, собранные А. Н. Афанасьевым: «...как Индра сражается с тёмными демонами и возвращает дожденосные стада, похищенные Вритрой, так точно Зоря борется с ночным мраком и каждое летнее утро выводит на небесную пажить красных (светлых) коров...; капли росы, видимые поутру на траве и листьях, принимались за молоко, падающее из сосцов этих небесных коров, выводимых Зорёй. Вместо того чтобы сказать “заря занимается”, “рассветает”, - древние поэты Вед говорили: “возвращаются светлые коровы” или “Зоря выгоняет на пастбище светлых коров”»¹⁰. По народным поверьям на рассвете Иванова дня ведьмы бродят по полям, засеянным рожью, и выбирают из росы содержащееся в ней молоко. На Украине коровье молоко и масло называли божьей росой¹¹.

Глубоко метафоричен эпизод, связанный со смертоносными Марой и Мором (28): «И вот, Марь идёт на них (на врагов. - Д. Л.) и Мор. Вот, двое те отберут силы их и станут метать их под мечи наши. И вот, мощь мечей отмежует их. Вот, межа разделяет нас. И межа та полна крови, и

это переступить не следует им, разве же нам» («себто марь іде на не

і мор се дв/'е ты оемщуть сылы іех і омещуть іе под меще

наше ісе мощ меще омеждеть іу се межда діеліащеть ны і

междіа та іесе плніа крве і то пренстенпете не достоите о іех

коліждо ноі>>). Судя по всему, автор намекает здесь на древний обычай опахивания: чтобы прогнать эпидемию, не пустить её в селение, вокруг него в старину обводилась плугом круговая, со всех сторон замкнутая черта, через которую болезнь не в силах переступить¹². Таким образом, битва уподобляется здесь древнему языческому обряду. В IX в. такая метафора должна была быть понятна каждому.

На дощечке 7д находим следующий отрывок: «И быстро пойдём, а кто быстро идёт, быстро имеет славу, а который потиху идёт, то вороны

на него каркают и куры квохчут» («а борзо ідехом а кіе борзо іде

борзе іма славу а кые поти ха іде то се в ран іе на не крящуть,

а курове кленчуть»). Очевидно, эта фраза не сводится к простой иронии по поводу недостаточно решительных соплеменников. С вороном многие литературные и этнографические памятники соединяют предвестия военной неудачи, поражения. В малорусской думе казак говорит: «Ой у поли чёрный ворон кряче, то ж вин мою голову баче». Почти то же повторяет Нечай, захваченный ляхами: «Нехай мати плаче, ой над сыном над Нечаем ворон кряче!». Русская пословица гласит: «Ворон даром не крякнет»¹³. То же относится и к курам: если курица запоёт петухом - это предвещает покойника или какое-нибудь несчастье; если куры квохчут по ночам, то быть ссоре, войне или рекрутскому набору¹⁴. Таким образом, процитированную фразу следует понимать в том смысле, что удача сопутствует смелым, а нерешительных ждёт беда.

Дощечка 14 повествует: «Вот, Билебог ведёт наши рати и конницу, и там видели [мы] волшебников в лесах бывших, идущих на рать и берущих меч. И видели [мы] кудесников, чудеса великие творящих, - из праха, подброшенного к Сварге, вставали рати сварженские. И они

несутся на врагов и ввергают их в могилу» («се біле бо г венде наше

рате і комоньства і тамо віждехомь волшевницы о ліесех

быть ще іду ще о рате а бероуще меща і зряхомь кудеснице

чюды вліце твряще а ізо прете верзене до еврзе рате встащі

противооорствующих сторон слетаются на границе и сра-против других¹⁵. Сохранились представления и о колдов-

евразище а тые тещахуть на врзе а могылють і є»). В малорусском сказании, зафиксированном А. Н. Афанасьевым в XIX в., во время войн ведьмы жаются одни

стве, подобном описанному. Хроника ев. Бертина повествует, что Ра-хильда перед битвой с Робертом взяла горсть пыли и, творя заклятие, бросила её на воздух по направлению к неприятелю; но пыль упала на голову чаровницы в знак её собственной гибели¹⁶.

На дощечке 4в читаем следующий сюжет: «Криворог был в то время князем русским и белого голубя пустил. Куда он полетит, туда идти. А

он полетел на Грецей. Криворог напал на них и разбили их» («кри-

воргбя/ тоііщас конЪзьруш ті а б ілголомбьпущяше ткамо -

тоіілі те тамоитіа тоілі тінагрь/ цекріврогналЬзЬнаньар -

остърщатая»). Здесь явно угадывается описание некоего языческого обычая. Птица - непременный атрибут шаманства. У индийцев и русских голубь, как отмечает Д. М. Дудко, - ещё и воплощение смерти¹⁷.

Учёный склонен соотносить с этим фактом известный эпизод «Повести временных лет» о взятии княгиней Ольгой древлянского Искоростеня при помощи голубей и воробьёв¹⁸. Можно предположить, что рассказ летописи в легендарном виде отразил реально существовавший языческий обряд, упоминаемый и в В К.

Кажется маловероятным, что современный автор, воспитанный в традициях христианства (заметим, что Ю. П. Миролюбов, при всём своём увлечении индоевропейским и славянским язычеством, всё-таки считал себя православным христианином, был сыном сельского священника и, более того, обучался в духовном училище¹⁹) и европоцентрического эволюционизма, мог быть до такой степени проникнут языческими представлениями.

Источник подтверждает предположение о том, что, по крайней мере ещё в IX в., у восточных славян не выработался единый для всех племён чёткий пантеон богов, часто функции некоторых из них совпадали. Вернее было бы сказать, что в некоторых слоях ВК мы находим попытки такую систему построить (11 а-б и др.). Но между собой они сильно расходятся. Большинство текстов, к примеру, вполне определённо рисуют религию славян как политеистическую, а на дощечке 30 неожиданно читаем: «А если будет блудень какой-нибудь, который [будет] пересчитывать Богов тех, отделяя от Сварги, извержен будет из рода, потому как нет [у нас] Богов кроме Вышня. И Сварог, и иные суть множество, потому как Бог есть Един и Множествен. Да не разделяет себе никто того Множества и не говорит, что имеем Богов многих»

(«аще боть /е блоудень шь 1'акове олещашеть бозе то/а

од1'ел1'ащеве освргы !зверзждень буде !зрды !ако не н1ем1а-

хомь боз!а разв '1е вышень / сврг / /яо/ соуте множество/ 1ако

бг /е /единь и множествень да сен не разд1л1ащеть н/'к/'е тоа

множьства / не рещашеть якожде !м!ахомь богы многоа»). Это обстоятельство может быть объяснено, если исходить из реалий IX в.

Как уже указывалось, в это время в Восточной Европе происходило складывание раннефеодальных государств - предтеч Киевской Руси. Язычество, являвшееся по своей сути порождением бесклассового, родоплеменного общества, всё меньше удовлетворяло потребностям формирующейся знати, интересам которой объективно куда сильнее соответствовала развитая христианская религия. Поэтому позиции христианства в IX в. начинают укрепляться. Например, письменные источники содержат рассказы о крещении в IX в. русских дружин, воевавших в Византии (правда, отдельный вопрос состоит в том, что это были за русы). Волхвы должны были чувствовать угрозу своему положению и волей-неволей вступать в полемику с христианским учением (как будет показано ниже, ряд мест ВК свидетельствует о том, что её авторы были с ним знакомы). Поэтому, если предположить, что ВК создавалась в IX в., вполне понятными становятся попытки её авторов упорядочить собственную русско-восточнославянскую религию, показать её превосходство над «греческой».

При этом широкие массы простого населения демократичная языческая вера вполне удовлетворяла, потому даже при князе Владимире в 980 г. сначала, до принятия православия, была предпринята попытка её реформирования, знаменем социальной борьбы она служила вплоть до второй половины XI в., а языческие капища существовали и исправно функционировали в отдельных областях Руси, согласно относительно недавним археологическим открытиям в бассейне Збруча, по меньшей мере до монголо-татарского нашествия²⁰.

Не находит как будто доказательств в «Книге» гипотеза В. В. Иванова и В. Н. Топорова об «основном мифе» у славян, суть которого заключалась в противоборстве Велеса (в образе змея) и Перуна (змееборца)²¹. Согласно реконструированному учёными мифу о Перуне, бог, сидя на коне или колеснице, поражает своим оружием змеевидного противника (Велеса)²². Несколько похожий сюжет мы находим и в ВК, на дощечке 19: «Се, видел [я] сон в Нави: И вот огонь в облаках; исходит из них Змий удивительный и окружил Землю, и потекла кровь из неё, и он лизал её. И се, приходит Муж Сильный и разрубил Змия надвое, и станет два. И разрубит ещё, и станет четыре. И се, Муж возопил Богам о помощи. И они пришли на конях со Сварги, и Они Змиев убивают. Ведь та сила - не людская, а чёрная. И се, Змии - то суть вороги, идущие от полудня» («себо видЬх сен внаві і ту ОГНЄВОІ блаце изоідеть одоне зміє щіудень і отоце земе и тещяшеть крв из не и тоі лизя іу і се проідеть моуж соілен і розтрще зміє на двоі и ста два и розтрщеть еще и ста чтвьроі и се муж вопішете бозіем о допомще и тые ідяшуть на комоніех од сварзе и тоіе зміє оубіуть себо те соіла ність людьва небоще чрніа есь ісебо зміє соуте вьрьзі ідущи одполу-

дене»). Не исключено, что Перун в данном отрывке мог ассоциироваться читателем или слушателем либо с «мужем сильным», либо с обобщающим «боги». Образ огненного змея также вполне узнаваем по славянским фольклорным данным²³.

Весьма интересно, что, по свидетельству А. Н. Афанасьева, ещё в XIX в. простолюдины считали падающие звёзды и метеоры за огненных змеев; в старину же, если судить по различным письменным памятникам, такой взгляд был общепринятым²⁴. Возможно, таким образом, что дощечка 19 отражает некое действительное явление природы (например, прохождение кометы вблизи Земли), принятое современниками за дурное предзнаменование. В таком случае оно могло бы являться даже датирующим. Но ВК не даёт никаких оснований считать, что Велес выступает в образе змея. Этот бог в источнике - один из главных деми-ургов-благодетелей русов, научивший их пахать землю и разводить скот.

В данной связи нельзя забывать, что В. В. Иванов и В. Н. Топоров при реконструкции славянской «версии» общеиндоевропейского «основного мифа», которая многими современными историками и этнографами представляется чуть ли не аксиоматичной, принимали во внимание, прежде всего, наиболее архаические мифологические системы, в первую очередь, - балтскую. При этом исследователи исходили из тезиса об изначальном балто-славянском единстве, о выделении славянских языков из периферийных диалектов балтских. Таким образом, ставя под сомнение исконное балто-славянекое языковое единство (а к этому склоняется всё больше лингвистов²³), следует поставить под сомнение и восстанавливаемые Ивановым и Топоровым черты славянской мифологии. Весьма правдоподобно, что к IX в. «основной миф» у славян уже настолько преобразился, что Велес перестал считаться противником Перуна. Добавим, к тому же, что теория о противостоянии Перуна и Велеса в восточнославянском пантеоне подверглась достаточно серьёзной критике со стороны Б. А. Рыбакова²⁶.

В частностях, как мы ещё убедимся ниже, источник иногда соответствует расхожим современным представлениям о славянском язычестве, а иногда с ними расходится. Пока же существенным является то, что ВК проникнута языческим мироощущением. Авторы её, видимо, преследовали две основные цели: 1) обосновать преимущество языческого вероучения над всеми прочими; 2) обосновать необходимость борьбы с внешними врагами и походов на юг - в Причерноморье. Руководствуясь первой целью, они пытаются упорядочить восточнославянскую религию, даже в некоторых случаях придать ей монотеистические черты. Имея в виду вторую цель, они пишут о помощи русам от их богов, о том, что павшие витязи попадают в Ирий, так как следуют пути Прави, и получают там вечную и счастливую жизнь.

Имея в виду вышесказанное, рассмотрим более подробно некоторые аспекты древнерусского язычества, какими они предстают в «Книге».