Бэббит в царстве «филантрёпов»*

Как известно, Бэббит, герой одноименного романа, в пору молодости серьезно подумывал о политической карьере. Правда, судьба уготовила ему не кресло в сенате (о чем он мечтал, появившись как эпизодическая фигура на страницах «Эроусмита»), а унылый офис, где он оформляет сделки на продажу недвижимости, а свои ораторские таланты проявляет, витийствуя перед такими же недалекими зенитскими бизнесменами, как и он сам. Это так и не осуществившееся намерение Бэббита «послужить идеалам» реализует Гидеон Плениш, его духовный сородич, герой одноименного романа.

Уже приближаясь к своему 60-летию, Синклер Льюис написал веселую сатирическую книгу, в центре которой был ловкий политикан, «общественник», подвизавшийся на ниве буржуазной филантропии, остроумно переиначенной писателем в «филан-трёпию». Работая над этой книгой в годы Второй мировой войны, Льюис, которого после «Блудных родителей» ряд критиков поспешили списать со счетов, переживал свою вторую молодость. В нем воскресли прежний сатирический пыл, острословие, антиконфор-мистский дух нарушителя мещанского спокойствия.

Нацистская угроза вновь укрепила дрогнувший было в конце 30-х годов фронт прогрессивных писателей. Эрнест Хемингуэй стал военным корреспондентом. Эрскин Колдуэлл, встретивший 22 июня 1941 г. в Москве, первым в книгах, радиопередачах и статьях рассказал о героизме советского народа. Лилиан Хеллман написала антифашистскую пьесу «Стража на Рейне» (1941). Ленг-стон Хьюз написал стихи, посвященные Сталинграду; Эптон Синклер завершил первые проникнутые антифашистским духом тома эпопеи о Ланни Бадде. В романе «Крест и стрела» (1944) Альберт Мальц обратился к теме сопротивления нацизму внутри Германии. Испытанный друг нашей страны Драйзер вместе с передовыми деятелями американской культуры Чарли Чаплином, Полем Робсоном, Рокуэллом Кентом и другими ратовал за скорейшее открытие второго фронта.

Антифашистский подъем, который увлек и Синклера Льюиса, отразился в ряде его важных литературных и общественных выступлений. В 1943 году в предисловии к американскому изданию «Отцов и детей» Тургенева он указал на связь резко возросшего

«Филантрёпы» — так перевели саркастический неологизм, изобретенный

Синклером Льюисом (РЬПаШЬгоЬЬегу буквально благограбители).

интереса в США к творчеству русских классиков с тем чувством восхищения, которое вызывают у американцев успехи Советского Союза в борьбе с фашизмом. В этом кратком, но емком этюде Льюис обнаружил тонкое понимание национального своеобразия русской литературы и творчества Тургенева. Автор «Записок охотника» всегда находил отзвук у его соотечественников: тургеневские степные пейзажи не раз вызывали у американских читателей ассоциации с родными им прериями, а антикрепостническая тенденция его книг была созвучна с движением аболиционизма. Знаменательно, что создателя Эроусмита притягивала фигура Базарова, которого он отнес к «вечным образам» мировой литературы, стоящим в ряду с Дон Кихотом и Шерлоком Холмсом. Общечеловеческая значимость тургеневского героя, с точки зрения Льюиса, заключалась в том, что он, «верящий в лабораторный анализ больше, нежели в догмы и лозунги», явил собой «тип молодого радикала и новатора, живущего в любую эпоху» (7, 441).

Позднее в статье «Не надейтесь вознестись на Олимп» (1948), рекомендуя молодым литераторам без устали читать и перечитывать мастеров слова, он в длинном перечне имен первым назвал Толстого, Достоевского и Чехова.

В годы войны Синклер Льюис еще раз подтвердил свою приверженность искусству жизненной правды. Весьма влиятельный член Американской национальной академии искусств, Льюис настоял на присуждении в 1944 году Драйзеру специальной золотой медали, которой академия отныне раз в пять лет награждала выдающихся американских романистов. В решении комитета, фактически подготовленном Льюисом, говорилось, что медаль вручается автору «Сестры Керри» за «мужество и честность, за его пионерскую роль в изображении подлинных людей и подлинной Америки».

В том же 1944 году Льюис опубликовал статью, язвительно озаглавленную: «Глупцы, лжецы и мистер де Вото». Это была рецензия на претенциозную книгу «Заблуждения литературы» (1942) консервативного литературоведа Бернарда де Вото, который настоятельно советовал своим соотечественникам переориентироваться на утверждение «позитивных национальных идеалов» и попутно объявлял «заблуждением» лучшие социально-критические книги «людей 20-х годов» — Драйзера, Шервуда Андерсона, Синклера Льюиса. Решительно возражая де Вото, Льюис заявил о своей верности духу «бунтарской» литературы послевоенного десятилетия.

В декабре 1944 года Синклер Льюис произнес по радио отмеченную гражданским пафосом антифашистскую речь «Художник, ученый и мир», которая прозвучала как декларация прогрессивной общественности в свете новых задач, вставших перед творческой интеллигенцией в грозную эпоху борьбы с нацизмом. На этот раз Синклер Льюис, который долгое время упрямо настаивал на том, что «подчинение» писателя любой идеологической доктрине неизбежно сковывает его индивидуальную свободу, а в своем любимом герое Мартине Эроусмите не случайно оттенял черты политической индифферентности, в этой своей речи сурово порицал тех мастеров культуры, которые хотели бы оставаться в стороне от борьбы. Он характеризовал фашизм как смертельную опасность, нависшую над цивилизацией, и как самую страшную угрозу для интеллектуальной свободы творческого человека. Свою радиоречь Синклер Льюис закончил призывом к деятелям науки и искусства «сделать все, что в их силах, для создания более справедливого мира» (6,487).

Его «Гидеон Плениш» (1943) был книгой боевой, антифашистской.

В новом романе Льюиса перед читателем мелькает пестрый калейдоскоп филантропических, просветительских, религиозных полуполитических организаций, лиг, комитетов и обществ, составляющих то аморфно-неуловимое, что именуют американской «общественной жизнью» в ее буржуазном варианте. Как обычно, романист возводит здание новой книги на солидном фундаменте конкретных фактов и наблюдений.

Видимо, к работе над романом Льюис приступил в самом начале 40-х годов. В это время он взял к себе в секретари молодого журналиста Джеймса Харта, помогавшего ему собирать материал о «филантропической индустрии» в США. Одновременно он восстановил отношения с преподобным Биркхедом, с которым сотрудничал в пору создания «Элмера Гентри». Теперь Биркхед стоял во главе некоей организации под громким названием «Друзья Демократии». Он дал ему весьма ценный материал, который Льюис использовал в романе, когда описывал шарлатанскую организацию, именуемую Динамо Демократических Директив. Писатель также весьма активно интересовался биографиями тех, кого в США называли «опасными американцами», очевидных и тайных профашистов, нередко принадлежащих к высшим сферам.

Сбор материалов для романа, сравнительно компактного, занял у Льюиса почти два года. В июле 1942 года, когда произведение было тщательно продумано, Льюис, по его собственным словам, сделал самое трудное дело — «заставил себя сесть за пишущую машинку и напечатал первую страницу». После этого, как обычно, деловой ритм захватил его целиком. В декабре того же года рукопись была послана издателям, а в апреле следующего увидела свет.

В «Плените» Льюис вернулся к своему излюбленному жанру романа-биографии, которому придал почти памфлетную направленность. Это был также и своего рода «роман карьеры», полемически заостренный против весьма популярного в США «романа успеха» или «деловой повести». Произведения такого рода возникли еще в конце прошлого века и строились по определенному стандарту: энергичный «селф-мейд мен» («человек, сделавший сам себя») добивался материального успеха благодаря своему упорству, удачливости. Книги такого рода распространяли миф «об американских возможностях», о том, что в Америке достойный и способный добьется успеха.

Роман Льюиса повествовал о том, как возвышался человек посредственный и заурядный. На специфически американском материале Льюис иллюстрировал тему, хорошо знакомую еще по классической литературе XIX века, — восхождение буржуазного карьериста. Что же касается льюисовской сатирической типологии, то все его герои — будь то Бэббит или Элмер Гентри, Пиккербо или Уиндрип — несли на себе печать посредственности. Льюис запечатлел ту новую эпоху, когда буржуазного героя сменил антигерой.

Гидеон Плениш принадлежал генетически к бэббитовской «династии». Он весьма напоминал Элмера Гентри, который, кстати, появлялся на страницах этого произведения в качестве директора-распорядителя Общества по возвращению Заблудших Женщин на Путь Добродетели. Как и Элмер Гентри, о котором сказано, что он «не знает себе равных среди современных апостолов обтекаемого евангелия» (7,243), Плениш — профессиональный болтун, он процветает, потому что пресловутые «свободы» обеспечили широкое поле деятельности для разного рода демагогов и проходимцев.

Этот краснобай с «очаровательной бородкой» при многих своих комических, даже гротескных чертах психологически достоверен и выразителен. Его «путь наверх» проходит через ряд этапов: действие начинается в маленьком провинциальном городке Кинни-киннике, оттуда герой попадает в Чикаго и далее в Нью-Йорк — в самое горнило политических страстей. При этом, как и в «Энн Виккерс», биография Плениша дана на фоне главнейших событий в жизни Америки: здесь временный «бум» 20-х годов, экономический кризис 1929 года, предвоенное десятилетие, связанное с «новым курсом» Рузвельта. Читатель расстается с Пленишем уже после нападения японцев на Перл-Харбор в декабре 1941 года.

Еще в бытность свою в Адельбертовском колледже Плениш подвизается в «ораторской команде», участвуя в состязании с конкурирующим колледжем. (При всей необычности таких состязаний и таких «команд» они действительно существуют в США.) Именно там, в колледже, он принял решение стать «хорошим человеком», нести «благую весть старому, исстрадавшемуся миру», избрать «путь добродетели, но добродетели организованной» (7,28).

Комический, сатирический эффект книги достигается в результате контраста между благопристойной и пустой фразеологией и бесстыдной стяжательской практикой демагогов.

Наше знакомство со зрелым Пленишем происходит в Кинни-киннике, этом уныло-безликом колледже, где он, профессор риторики и красноречия, специалист «по всем разделам» литературы, автор «интереснейшей теории о том, что Шекспира написала королева Елизавета», читает лекции студентам, пользуясь шпаргалками, составленными его любовницей Теклой Шаум. Он преподает литературу в обоих ее аспектах: как «стимул для нравственного развития» и как «средство зарабатывать деньги».

В Кинникиннике его женит на себе студентка, энергичная и хищная Пиони, эта «семейная» разновидность льюисовских женщин-буржуазок. Воинствующая мещанка, она тоже стремится к самоутверждению — в сфере материального обогащения и комфорта. Пиони подогревает тщеславие Плениша, сводите «нужными людьми», ее ненасытные аппетиты, подобно пружине, толкают Плениша на сделки с совестью и жульничество: расчетливый практицизм, мещанская алчность по части вещей и удобств поистине вдохновляют этот брачный союз.

В Кинникиннике, и это очень важно для Льюиса, посреди застойного, но робкого провинциализма, Плениш еще сохраняет остатки порядочности. Сменив лекторско-педагогическую деятельность на общественно-филантропическую, он начинает деградировать. Этой новой главе в послужном списке Плениша предшествует остроумнейший пассаж: «Так Гидеон Плениш твердо ступил своей толстенькой ножкой на путь, уводивший через гнилой туман учительства и холодные бури редакторской работы вверх, в блаженный край дураков, в мир комитетов, конференций, организаций и лиг, претворения в жизнь идеалов, и формирования общественного мнения, и нахождения наибольшего общего знаменателя для мнений всевозможных оттенков... В мир демагогических лозунгов, и либеральных мыслей, и штампованных фраз о демократии... и т.д.» (7,125).

Так начинается одиссея Плениша в бескрайнем море «планового милосердия».

Сначала редакторское кресло в провинциальном журнале «Сельские школы для взрослых», далее пост ответственного се-

кретаря в ХИСО — чикагском хескетовском институте сельскохозяйственного образования, этом уродливом детище миллионера Хескета, где Пленит приобретает опыт, обзаводится связями в мире «стимулирующих» организаций, набирается сил для переезда в Нью-Йорк. Правда, разразившийся кризис больно ударяет по рядам «жертвователей», и Пленишу приходится перебазироваться с понижением оклада в шарлатанскую организацию — Нью-Йоркское Общество Распространение Культуры среди Эскимосов. Начав сотрудничать с преподобным Найфом, он оставляет эту организацию. Плениш не гнушается и деятельностью в откровенно реакционном Граконе — Гражданской Конференции по Конституционным Кризисам. Конечно, Плениш — «либерал», но благополучие Пиони и его собственное превыше всего.

В заключительных главах, где Плениш получает при помощи Пиони доступ к столпам филантропической индустрии, сатира Льюиса приобретает особую резкость... Вот контора «Каждый Сам Себе Священник», где герой создает свой шедевр «Переведем алтари на боевую мощность»; вот служба в братстве «Блаженны Дающие», этом «филантропическом универмаге», возглавляемом нечистым на руку «дьяконом» Уэйфишем; наконец, Плениш в должности директора-распорядителя ДДД — Динамо Демократических Директив, комбината по выработке трескучей фразеологии, который распространил по всей Америке свои щупальца в виде отделений, именуемых «энергоузлами». Отсюда, достигнув зенита своей карьеры, он возвращался в Кинникинник.

Синклер Льюис, ниспровергший в своих книгах немало «мифов», обнажает в «Гидеоне Плените» саму механику хваленой буржуазной «филантрёпии», о которой сказано, что «в переводе на живые доллары и центы она стоит на восьмом месте среди ведущих отраслей американской экономики» (7,245).

Выше говорилось, что осмеяние благотворительности — мотив многих произведений Льюиса, в частности «Эроусмита» и «Энн Виккерос». Недаром в «Автопортрете» (1927) Льюис писал, что «ненавидит... фабрикантов-филантропов, не доплачивающих своим рабочим». В «Гидеоне Плените» Синклер Льюис исследует внутренние пружины «филантропической индустрии» в США; этой, по выражению экономиста Ф. Ландберга, «подземной пещеры современного капитализма»; ведь благотворительные дары и взносы зачастую являются выгодной формой размещения капитала и средством саморекламы.

В своем романе Льюис осмеял мнимое «бескорыстие» филантропов. Чего стоит хотя бы вскользь упомянутый «галантерейный король», филантроп Хескет, который нажил себе состояние, разоряя мелкие предприятия. А разве не вызывают отвращения все эти изображенные Льюисом найфы и уэйфиши, филантропы христианского толка, которые хотят, например, убедить рабочих в том, что чтение Библии предохранит их от «своекорыстных размышлений» относительно таких мирских предметов, как квартирная плата или цены на бакалею. Не случайно именно в филантропических организациях гнездятся реакционеры и профашисты¹.

«Гидеон Плениш» — одна из самых малых по объему и одновременно динамичных книг писателя. Остроумие Льюиса, избавившего на этот раз свое повествование от излишней бытописи, проявляется в щедром спектре его сатирических приемов — в афористических формулах, бесконечных «клише», комических неологизмах, во всепронизывающей иронии. Сколько издевки над буржуазной «общественной» жизнью в одних только названиях: лекция «Не будь мартовской кошкой»; журналы «Флаг или Враг» и «Смирно!»; книга «Раскрывая молитвенник, раскрой кошелек»; лига «К оружию!»; Комиссия по Определению Значения Слова «Демократия» для Целей Пропаганды; издательство «Фиговый Листок»; кладбищенская корпорация «Небесная Гора» и т.д.

Когда герой, увлеченный идеей «кооперирования», составляет список «просветительных» и «благотворительных» организаций с центром в Нью-Йорке, т.е. тех, в названия которых входят слова «Американский», «Национальный», «Комитет», «Институт», «Лига» или «Форум», их набирается более двух тысяч. «Даже доктор Плениш, — не без ехидства замечает Льюис, — не предполагал, что в Америке имеется столько источников света» (7, 314).

Синклер Льюис, создатель «лексикона прописных истин бэбби-тизма», в «Пленише» обогащает свои приемы сатирика еще одним (впервые он был использован в «Энн Виккерс»), введя в текст крайне остроумный «словарь филантропа»: список наиболее употребительных выражений, с помощью которых Плениш и его присные изъясняются в ДДД.

Их дискуссии выливаются в ловкое жонглирование словосочетаниями вроде «неотложные нужды», «демократические принципы», «руководящие принципы», «язвы нашей цивилизации», «показатель умонастроений», которые сочетаются с глаголами «насаждать», «противостоять нажиму», «опираться на принципы», «соглашаться в принципе»...

Вспомним, что до Льюиса И. Ильф и Е. Петров блестяще использовали сходный прием в «Золотом теленке», где упоминается небезызвестный составленный Остапом Бендером словарь «для сочинения юбилейных статей, табельных фельетонов, а также парадных стихотворений, од и тропарей». Вообще в этом романе, написанном в манере «Бэббита» и «Элмера Гентри», Синклер Льюис еще раз демонстрирует свое искусство пародиста, не щадящего столь ненавистную ему «трескотню» политиканов и «филан-трёпов». Все эти «апостолы обтекаемой философии», как их окрестил писатель, поставщики «интеллектуальной манны», изливают на страницах произведения потоки красивых, но пустых словес, потерявших всякий смысл от столь частого употребления. Это они, как некогда члены Лиги Честных Граждан из романа «Бэббита», вырабатывают в Комиссии по Определению Значения Слова «Демократия» для Целей Пропаганды такую издевательскую дефиницию: «Демократия не есть рабская, стандартная форма, при которой индивидуальность и свободная инициатива подавляются требованиями обязательного абсолютного равенства имущественных и социальных благ» (7, 304).

Как и в других сатирических романах, фигура главного героя обрамляется образами второго плана, выписанными в излюбленной Льюисом гротескной, однолинейной манере. Здесь сенаторы и епископы, генералы и профессора, потомственные аристократы и просто «знаменитости». Среди них эксцентричный капитан Хет Гисхорн, вдохновитель «эскимосского бизнеса»; святоша преподобный Найф, яростный противник алкогольных напитков и торговец наркотиками; наконец, одно из лучших сатирических созданий Льюиса — дьякон Уэйфиш, «Эрни Медович», «добыватель высшего полета», в уста которого писатель вложил незабываемый комический монолог, исполненную юмора и иронии речь с изложением методики того, как приучить всех людей давать «щедрой рукой», прививая им «благородную привычку к даванию» (7, 244). Это уникальная, занимающая несколько страниц текста речь, и мы приведем лишь ее заключительный пассаж: «Итак, леди и джентльмены, разбудим свою дремлющую энергию и во имя темного и страждущего человечества ударим по сомкнутому строю этих потенциальных жертвователей, ударим покрепче, не щадя сил! Факт!» (7, 247).

В «Гидеоне Пленише» писатель продолжил антифашистскую тему романа «У нас это невозможно». Многие второстепенные персонажи, прежде всего из числа «опасных американцев», имели реальных прототипов.

Образ полковника Мардука, претендующего на роль «сильнейшего в Америке» поклонника Гитлера и Муссолини, был весьма характерен для Америки 30-х годов, когда крайне правые вынашивали планы переворота, во главе которого они хотели видеть представителя военщины. Так, в 1935 году генерал-майор Батлер дал в сенатской комиссии сенсационные показания о том, что ему предложили стать во главе антиправительственного путча. За спиной путчистов стояли профашистские организации вроде Американского легиона и Американской Лиги Свободы.

Одну из таких организаций с ее ярко выраженной антирузвель-товской ориентацией и вывел Льюис в своем романе: это Гракон — Гражданская Конференция по Конституционным Кризисам. В романе о ней сказано с откровенной прямотой: «В начале 30-х годов, во время кризиса, Гракон располагал особенно обширными фондами, потому что именно в те годы крупные промышленники и коммерсанты больше всего боялись революции, а мистер Сандерсон-Смит и доктор Плениш искусно приучали их к мысли, что Гракон гарантирует им сохранение контроля над страной» (7, 215).

Любопытно, что прототипом главаря Гракона, литератора, «эстета», теософа и «нюдиста», закончившего свою деятельность за тюремной решеткой, Сандерсона Сандерсон-Смита, по прозвищу Санди-Угорь, послужил американский писатель-декадент, ставший фашистским шпионом, уроженец Мюнхена Джордж Сильвестр Фиерек. Впрочем, карьера Санди-Угря содержала указание на эволюцию одного из мэтров поэтического модернизма Эзры Паунда, который, покинув США, уехал в Италию, стал сторонником Муссолини и в годы войны выступал по римскому радио с предательскими речами, обращенными к войскам союзников, за что после войны предстал перед военным трибуналом.

Моментальный образ «неофита» — генерала Гонга, одного из лидеров ДДД, был списан с президента «Юнайтед фрут компани», известного американского генерала в отставке Роберта Э. Вуда, который представлял собой весьма привычную для США фигуру военного, ставшего бизнесменом. Вуд стоял во главе реакционного комитета «Америка прежде всего», чья изоляционистская деятельность была явно на руку фашистам.

Общее же у всей этой пестрой политической компании, от отца Биттери до Санди-Угря, — их крайнее двуличие: все они не устают клясться в своей любви к простому человеку и к Демократии с большой буквы.

Правда, в годы войны те, кого не успели посадить за решетку, поспешили «отмежеваться», поскольку, употребляя терминологию Плениша, стало «почетнее», т.е. «выгоднее, примыкать к антифашистам, чем к фашистам». Но корни реакции не были по-настоящему обрублены: «плодотворную работу Гракона» продолжали другие реакционные организации, проводившие все ту же антирабочую политику.

Но слышны ли в романе трезвые, здравые голоса посреди трескотни демагогов и филантрёпов? И на этот раз в книге проявилась старая льюисовская болезнь: неясность, расплывчатость положительной программы писателя при всей остроте и смелости его сатиры.

Обличительный пафос романа ослаблен «амортизирующим», примирительным финалом, заставляющим вспомнить о традиционном «хэппи-энде». Хотя в главном герое время от времени пробуждается совесть, его переезд обратно в Кинникинкик, отказ от филантропической карьеры не убеждают.

Когда-то Кэрол Кенникотт бежала в Нью-Йорк от затхлости Главной улицы, теперь Плениш спасается от тлетворной атмосферы столицы в Кинникиннике, несущем в себе все тот же дух Гофер-Прери. И не потому ли, что сам Льюис, выходец из Соук-Сентра, был привязан к нему какими-то нерасторжимыми нитями?

Правда, чете Пленишей противостоит их собственная дочь Керри (имя которой неслучайно заставляет вспомнить героиню «Главной улицы»); романист явно симпатизирует «бурливой молодежи». Уход Керри из родительского дома символичен. Видимо, она и есть тот ставший взрослым ребенок, которого баюкала Кэрол Кенникотт в финале «Главной улицы», ребенок, который, подобно «бомбе», должен был взорвать собственнический уклад... Однако образ Керри эпизодичен, эскизен, мысль эта лишь намечена.

Безусловно, что главный противовес Пленишу и пленишам в романе — скромный, прямодушный провинциал Джонсон, искренний антифашист, возмущенный их пустопорожней «трескотней». Как художественный образ он, несомненно, бледен. Это скорее всего тезис, олицетворение Простого Человека, на что указывает и его крайне распространенная фамилия. Фактически перед нами вариация Дормэса Джессэпа, фигура, напоминающая читателю о том, что в Америке жива подлинно демократическая традиция, способная противостоять фашистской опасности.

Китика встретила роман прохладно. Льюиса упрекали в том, что он «устарел», «утратил чувство реальности и впал в досадные преувеличения». Биограф Марк Шорер позднее сетовал на то, что в заключительных главах романа «сатира деградирует до уровня фарса»².

Вскоре после выхода книги Синклер Льюис получил письмо от своего сына Уэллса, лейтенанта американских экспедиционных сил (он погиб в 1944 году в Арденнах). В своей оценке романа

Уэллс оказался проницательней профессиональных рецензентов. «Если исключить «У нас это невозможно», — писал он отцу, — «Гидеон Пленит», несомненно, самая лучшая из твоих книг, появившихся после «Элмера Гентри». Но как социальный документ роман этот меня огорчил, потому что ты не изобразил ни одной честной организации... Осуждая решительно всех, кто обращается к массовой аудитории, будь то Патрик Генри, Линкольн, Вильсон или Линкольн Стеффене... ты фактически становишься единомышленником Гардинга и других сторонников «нормальной жизни»³.

Уэллс Льюис уловил слабое место в книге своего отца: презрение к буржуазному политиканству автор распространил на всякую политику вообще, допустив ряд выпадов против радикальных сил. Впрочем, как и в «У нас это невозможно», главный удар был нанесен по лагерю реакции.

Летом 1943 года совместно с кинодраматургом Дором Шейри Льюис написал антифашистский сценарий «Буря на Западе», который не был, однако, принят к постановке голливудскими кинокоролями под предлогом того, что в нем «слишком много политики».

Сценарий был задуман как сатирико-реалистическая аллегория: действие разворачивалось на американском Западе в середине 70-х годов прошлого века, события, в нем описанные, воспроизводили в виде исполненных политической символики эпизодов историю Европы, от прихода нацистов к власти до организации антигитлеровской коалиции народов. В сценарии действовали фермеры, ковбои, типичные герои Запада, но за ними легко угадывались известные политические деятели Европы.

Например, в Хигатте — Гитлер, в его подручных Геррете и Грибльсе — Геринг и Геббельс, в их союзнике Бенни Мулли-соне — Бенито Муссолини, в шерифе округа Неде Чемберсе — Невиль Чемберлен; местные фермеры Чак Слеттери, Франсон, Полинг, Белджер и Нортон олицетворяли собой соответственно Чехословакию, Францию, Польшу, Бельгию и Норвегию, а богатый фермер Улисс Сондерс — Соединенные Штаты.

В сценарии был показан путь преступлений и насилий, пройденный Хигаттом и его шайкой, — убийства, захват чужих земель, шантаж, которые осуществлялись с благословения трусливого шерифа Неда Чемберса (Чемберлена) и при попустительстве дяди Сэма, занятого своими торговыми операциями и не желавшего ни во что вмешиваться. Лишь после убийства Перл (намек на Перл-Харбор), дочери Улисса Сондерса, возлюбленной Чака Слеттери, Улисс Сондерс берется за оружие. Коалиция фермеров, во главе которых находятся руководители трех ведущих держав антигитлеровской коалиции — Советского Союза, Англии и США, идет на штурм гнезда гангстеров. Муллисон (Муссолини), пытавшийся бежать с поля боя, гибнет от пули Хигатта, которого в свою очередь уничтожают вместе с его приспешниками. В финале над могилами павших Улисс Сондерс произносит такие значительные слова: «Может быть, на этот раз мы извлекли кое-какой урок. Искореняя Хигатта и его идеи, мы могли бы избежать подобных жертв, если бы сплотились раньше»⁴.

Острый сценарий Льюиса, обличавший гитлеризм и тех мюнхенцев и «умиротворителей», которые ему преступно потворствовали, не был напечатан при жизни писателя. Он увидел свет лишь 20 лет спустя — в 1963 г.