Пролог «Главной улицы»

Своему издателю Харкорту Льюис признался: «Моя литературная карьера начинается с «Главной улицы»¹. Роман этот, вышедший осенью 1920 года, имел общеамериканский резонанс, стал событием не только литературной, но и общественной жизни страны. Даже мелкие провинциальные газеты отозвались на книгу хвалебными рецензиями. В течение нескольких дней Синклер Льюис превратился в знаменитость, заняв место в авангарде американских писателей. На его имя поступили поздравительные телеграммы от Уолдо Фрэнка, Скотта Фицджеральда, Вэчела Линдсея. Роман произвел сильнейшее впечатление в Европе. Об этом ему писали из Англии Джон Голсуорси², Герберт Уэллс и Комптон Маккензи.

В 1920 году, когда вышла «Главная улица», Синклеру Льюису было 35 лет; в это время он не был уже новичком в литературе, имея за плечами полтора десятилетия стажа в этой области, выпустив пять романов, не считая множества рассказов и «проходных» журнальных публикаций. Что до «Главной улицы», то тема романа вырастала из прочных воспоминаний его детства и юности: работая над ней, он словно погружался в знакомую с ранних лет атмосферу американской «глубинки», мысленно возвращался в свой родной Соук-Сентр...

Это был маленький провинциальный городок в штате Миннесота на Среднем Западе, где в 1885 году в семье врача родился будущий автор «Главной улицы» Гарри Синклер Льюис.

Второе имя, Синклер, было ему дано в честь друга отца, дантиста, жившего неподалеку. В студенческие годы, подписывая свои первые публикации в университетских литературных журналах, он отбросил первую часть имени, Гарри; так появился Синклер Льюис. Друзья же любили его звать просто Хэл или еще чаще — Ред (рыжий). Этот нескладный рыжеватый подросток ничем особенно не выделялся: он был слаб, неловок в играх, тайком писал подражательные стихи и зарывался с головой в книги. Вообще же среда, окружавшая Синклера Льюиса, меньше всего могла стимулировать, по его словам, «писательский зуд». От своего отца, человека, сухого и педантичного, он редко слышал о чем-либо, помимо профессиональной информации об аппендицитах и кровопусканиях. Обитателей Соук-Сентра заботили в основном лишь цены на пшеницу, работа маслобоек, постройка элеваторов и прочие сугубо прозаи-ю

ческие материи. Соук-Сентр был как две капли воды похож на тысячи ему подобных ординарных городков-близнецов, рассыпанных на равнинах Среднего Запада. Синклер Льюис именовал себя «продуктом пионерских лесов и пшеничных полей Миннесоты». Миннесота был центром Среднего Запада, края пшеницы, молочных ферм, пыльных проселочных дорог, края, который дал американской литературе Теодора Драйзера и Хамлина Гарленда, поэтов Эдгара Ли Мастерса и Карла Сэндберга. Миннесотский, среднезападный пейзаж и колорит «прослаивают» многие романы Льюиса. Среди его героев часто встречаются выходцы из Скандинавии (Карл Эриксон в «Полете сокола», Майлс Бьорнстам в «Главной улице», Густав Сонделиус в «Эроусмите»), которых было немало в этой местности. (Вспомним новеллу Э. Колдуэлла «Полным-полно шведов».) И если Новую Англию считают «страной Фроста», Миссисипи — «страной Фолкнера», Джорджию — «страной Колдуэлла», то Миннесота — поистине «страна Льюиса», который стал сатирическим бытописателем родного штата.

Известный «локальный» колорит в творчестве Синклера Льюиса связан с его прочной привязанностью к родным местам. Он с любовью изучал историю своего родного штата Миннесоты, делал этнографические и демографические разыскания. Об этом свидетельствуют два его очерка: «Миннесота — скандинавский штат» (1929) и «Длинная рука маленького города» (1931). С присущей ему иронией он писал: «Чтобы понять Америку, надо всего-навсего понять Миннесоту. Но чтобы понять Миннесоту, надо быть одновременно историком, этнологом, поэтом, циником и дипломированным пророком» (7, 373). Во время долгих путешествий, на проспектах Нью-Йорка, Парижа, Берлина и Стокгольма, он, по его словам, любил вспоминать свой Соук-Сентр, «его улицы, его людей, его знакомые приветливые лица» (7, 394). Первая жена Льюиса Грейс Хеггер назвала его «перекати-поле из Миннесоты».

На Среднем Западе развертывалось действие многих его романов: здесь выросли такие его герои, как Кэрол Кенникотт и Бэббит, Эроусмит и Элмер Гентри, Энн Виккерс и Гидеон Плениш. Там проходило их детство, оттуда они обычно уезжали на Восток — в Нью-Йорк или другой крупный город Атлантического побережья.

Биография Синклера Льюиса на первых порах совпадает с биографиями его персонажей.

Начало его пути по-своему типично для многих молодых американцев из семей среднего достатка: окончив школу, Льюис провел несколько лет в Оберлин-колледже, затем по совету отца поступил в Йельский университет, одно из старейших учебных заведений страны, где слушал лекции по литературе, истории, философии. Льюис закончил его в 1907 году, но беспокойный, «взрывчатый» темперамент юноши оказался мало пригодным для служебной или преподавательской карьеры. Больше всего его влекла литература.

В возрасте 15 лет Синклер Льюис уже работает в соуксентров-ской газете «Геральд»: помогает наборщику и поставляет информацию на темы местной «светской» хроники. В Йеле печатается в местных альманахах и студенческих журналах, преимущественно как поэт. Его дебюты были, по его собственной иронической характеристике, «банальными подражательными виршами, посвященными исключительно трубадурам и замкам, обозреваемым из затерянной в прериях Миннесоты деревушки». Естественно, от серьезных журналов и газет он получал поначалу лишь безоговорочные отказы, что, однако, не поколебало его решимости стать литератором³.

После окончания Йельского университета Льюис решает посвятить себя журналистике, уезжает в Айову, около двух лет сотрудничает в местной газете «Курьер». Впоследствии он вспоминал, что его передовицы были столь радикальны, что он всерьез опасался увольнения.

В 1910 году Льюис приехал в Нью-Йорк и получил низкооплачиваемую должность мелкого клерка в филантропической организации под претенциозным названием Ассоциация за исправление условий жизни бедняков; в это время он остро нуждался, сохранив на долгие годы глубокое презрение к буржуазной благотворительности, которую впоследствии осмеивал в своих романах. Его дела несколько улучшились после переезда в Калифорнию на должность секретаря двух дам-писательниц; в Сан-Франциско Льюис становится репортером вечерней газеты, после чего меняет еще несколько редакций. Познакомившись в Калифорнии с Джеком Лондоном, чтобы избавиться от нужды, заключает с ним деловой контракт и продает ему разработанные на одной-двух страницах машинописи сюжеты для рассказов и повестей. Четырнадцать подобных сюжетов приносят ему 75 долларов, часть денег уходит на приобретение зимней одежды. Среди проданных сюжетов оказывается один, использованный Лондоном в романе «Бюро убийств», который остался недописанным⁴.

Пробыв два года в Калифорнии, Синклер Льюис возвращается в Нью-Йорк, где получает должность редактора в небольшом издательстве. В это время ему приходится заниматься самой разной, нередко поденной литературной работой: он пишет очерки, мелкие статьи, рецензирует выходящие книги, сочиняет рекламу и составляет каталоги. Позднее он не без иронии охарактеризовал свою деятельность: «В храме искусств я выполнял работу плотника и водопроводчика» (6, 480).

Итак, подобно Твену и Уитмену, Драйзеру и Стивену Крейну, Хемингуэю и Шервуду Андерсону, Синклер Льюис, прежде чем стать профессиональным беллетристом, прошел типично американскую школу разнообразной, довольно беспорядочной газетножурнальной работы. В эти годы приобрел он и первые навыки литературного труда, и привычку писать быстро; журналистика научила его подавать материал доходчиво, броско, наложила властный отпечаток на его стиль, деловито-фактографический, ясный, но суховатый, лишенный изящества и красоты.

Именно в Нью-Йорке он настойчиво продолжает писать рассказы и романы, причем нередко ему приходится сочинять их в пригородном поезде, в котором он ежедневно ездит из предместья, где снимает коттедж, в свой офис.

Нет, наверное, такого крупного американского прозаика, который бы не писал новелл; Синклер Льюис не является исключением. Особенно много рассказов было им написано в 1910-е годы, причем часть из них увидела свет в популярном массовом литературном журнале «Сатердей ивнинг пост» («Субботняя вечерняя почта»), возглавляемом крупным дельцом Джорджем Лорримером.

Его дебют в «Посте» состоялся при следующих обстоятельствах: как-то за два вечера по совету жены он сочинил весьма легковесный рассказ и, не надеясь на успех, послал его в журнал Лор-римера, на что совершенно неожиданно последовало любезное письмо от издателя с приглашением сотрудничать и чек на сумму, вдвое превышающую его месячную зарплату. Работа для Лорри-мера, поправившая финансовое положение молодого писателя, заставляла его приноравливаться к «стандартам» журнала, требовавшего, чтобы авторы не изображали пьющих дам, не задевали «американскую семью и американскую мать» и главное — не допускали критических замечаний по поводу рекламного бизнеса, субсидировавшего «Пост». По иронии судьбы крикливая и вульгарная реклама стала впоследствии одной из главных мишеней льюисовской сатиры.

Большинство новелл раннего Льюиса откровенно развлекательны, остросюжетны, в них господствует оптимистическая атмосфера и действуют благородные, «голубые» герои или сентиментальные старики. Таковы молодой автогонщик Баффем, совершающий рекордный пробег через весь континент, жизнерадостный, непосредственный, способный влюбиться с первого взгляда («Скорость»); честный служака полицейский Доргам, который, выйдя в отставку, продолжает тайно посещать свой пост («Призрачный страж»); семидесятилетний фермер Аксельброд, проживший жизнь, исполненную тяжкого и беспросветного труда, с молодым задором приобщающийся к миру знаний («Юный Кнут Аксельброд»),

Однако лучшие новеллы Льюиса поднимаются над уровнем «лор-римеровского» ширпотреба, в них налицо серьезная мысль. В такой его остросюжетной новелле, как «Ивовая аллея» (1919), показано, как одержимость деньгами разрушает человеческую душу. В другом рассказе «Вещи» (1919), правда, ослабленном наивным счастливым финалом, угадывается тема знаменитого романа Льюиса «Бэббит». В этом рассказе Льюис не только демонстрирует присущую ему в пору зрелости способность воспроизводить «вещный» мир, он изображает, как люди, охваченные собственнической, накопительской страстью, духовно деградируют, превращаются в рабов своей собственности.

Хотя Льюис обращался к новеллистике и в 20-е, и в 30-е годы и даже выпустил однотомник избранных рассказов (1935), наиболее органичным для него был жанр романа. В 1914 году выходит первый роман Синклера Льюиса «Наш мистер Ренн», а спустя два года — второй, «Полет сокола» (1916), положительно принятый критикой, что побудило писателя оставить штатную службу в издательстве и стать профессиональным литератором. Говоря о первых серьезных шагах Льюиса-беллетриста, необходимо иметь в виду одно важнейшее обстоятельство.

Становление его общественно-политических воззрений совпало с тем общественным и литературным подъемом, который Америка переживала в канун первой мировой войны. Некоторые критики называли это время «американским ренессансом»: тогда, в 10-е годы, начинали свой путь поэты Роберт Фрост и Карл Сэндберг, драматург Юджин О’Нийл и радикальный критик Рэндольф Борн, молодой Джон Рид и либеральный публицист Генри Менкен. Передовые радикальные круги энергично выражали недовольство, предлагали реформы и ждали перемен к лучшему. Эти настроения затронули и молодого Синклера Льюиса, близкого в ту пору к Гринвич-Вилледжу, кварталу художественной интеллигенции в Нью-Йорке, одному из главных центров радикального брожения в канун первой мировой войны.

Еще в Йельском университете Льюис приобрел репутацию «воинствующего атеиста» и «антиконформиста», а в 1911 году вступил в социалистическую партию, членом которой состоял около года. Однако он не был никогда последовательным социалистом, питая

15

Синклер Льюис. Середина 30-х годов

^,

Дом в Вермонте, где писатель жил в 30-е годы

Эрнест Хемингуэй и Синклер Льюис

Синклер Льюис за работой

Один из последних снимков писателя. Италия, 1950 г.

специфически американскую «нелюбовь к теории»: читал Маркса вперемежку с трудами либерально-реформистских деятелей, например Генри Джорджа и Торстейна Веблена, а также с трактатами Шоу и Уэллса, которые были властителями дум в довоенной Америке. Да и в среде Гринвич-Вилледжа Льюис держался несколько особняком, новейшие философские веяния — фрейдизм и бергсо-нианство — его практически не коснулись. Вообще Льюис отличался подчеркнутой независимостью мнений, бросающимся в глаза индивидуализмом. Себя он не раз называл «насмешником из провинциального городка», «поклонником Тома Пейна и Вольтера».

Еще в бытность свою в Айове он опубликовал в местной газете «Курьер» статью «Необходимые критиканы», в которой высказал мысли, получившие своеобразную реализацию в его зрелом творчестве, в его лучших сатирических романах. В этой статье он настаивал на том, что все «великие реформаторы и мученики были по большей части критиканами» и что «проклятые насмешки критиканов» способствовали ускорению общественного прогресса.

Непосредственные связи Льюиса с социалистическим движением оказались непрочными, а банкротство лидеров европейской социал-демократии в годы Первой мировой войны сильно подорвало веру писателя в политику. И все же его интерес к социализму нельзя полагать временным, скоротечным увлечением. Он давал себя знать в ряде публицистических выступлений писателя, например в интересной и смелой по выводам статье «Отношение романа к социальным противоречиям наших дней: закат капитализма» (1914). Анализируя последние романы Эптона Синклера, Драйзера, Уэллса и других, запечатлевших столкновение Народа с большой буквы с буржуазным миропорядком, Льюис увидел в этом знамение времени: «...Каждый мыслящий писатель наших дней за индивидуальной драмой своих героев видит фон обостряющейся социальной борьбы, которая угрожает самому существованию общественной системы, именуемой капитализмом» (6, 417). Во всяком случае, полученная в молодости социалистическая «закалка» давала себя знать и позднее, прежде всего в пору творческой зрелости Льюиса, уже после выхода «Главной улицы». Она сказывалась и в том, что он не уставал обличать язвы капиталистической Америки, и в целой галерее выведенных им образов мятежников, бунтарей, «антиконформистов», и в настойчивом стремлении написать роман о рабочем движении.

Творчество всякого крупного мастера — это идейно-художественное единство тем, мотивов, приемов обрисовки, характерных героев. У Синклера Льюиса эта цельность выявляется с очевидной отчетливостью. Двадцать два романа, весьма неравноценных по качеству, вышедших из-под его пера, связаны общим предметом изображения, принадлежностью большинства героев к «среднему классу». Это отнюдь не значит, что Синклер Льюис, подобно Бальзаку, создателю грандиозной «Человеческой комедии», или Золя в «Ругон-Маккарах», с первых же книг задался четким и обширным планом, «запрограммировав» для себя на много лет решение одной проблемы. Его романы смыкались, сцеплялись как-то исподволь, ненамеренно: просто писатель осваивал разные участки и срезы одного и того же социального пласта. И первые пять романов, которые предшествовали появлению «Главной улицы», при всех их слабостях и несовершенствах были прологом к зрелому творчеству. В них пока еще зыбко, но уже очерчивались контуры Америки Синклера Льюиса и были «заложены» династии некоторых льюисовских героев.

Эти ранние романы Льюиса весьма определенно распадаются на две группы. К первой можно отнести три романа: «Полет сокола» (1916), «Простаки» (1917) и «На вольном воздухе» (1919), написанные в романтико-развлекательном духе, исполненные веры в «американские возможности», в технический прогресс и силу творческой инициативы.

Карл Эриксон, герой лучшего из этих романов, «Полет сокола», — типичный носитель «пионерской» традиции, натура честная, цельная, с развитым чувством справедливости. В центре произведения описание жизненного пути Эриксона, который, сменив множество профессий — механика, актера, шофера, — становится знаменитым летчиком, одним из пионеров воздухоплавания. Позднее, оставив авиацию, Карл Эриксон обнаруживает блестящий технический талант, явившись одним из создателей новой модели автомобиля-турикара.

Важную роль в романе играет любовная коллизия: герой стоит перед выбором одной из двух влюбленных в него девушек. Одна из них — красивая Герти Каулс, олицетворяющая мещанскую расчетливость и аристократическую рафинированность «восточной» культуры, — полная противоположность Эриксону, который, по мысли Льюиса, воплощает лучшие черты Запада — мужественность, простоту и прямоту. В итоге герой предпочитает ей не столь внешне яркую, но непосредственную и преданную Руфь Уинслоу. В дальнейшем мы найдем подобный «треугольник» в различных его вариациях в целом ряде романов Льюиса, например в «Эроусмите», «Додсворте» и «Кэссе Тимберлейне». Что же касается самого Карла Эриксона, то ему, несмотря на очевидную идеализацию, суждено было стать предтечей той галереи положительных американцев, которые просматриваются в дальнейшем творчестве Синклера Льюиса.

Правда, в «Полете сокола» и особенно в двух других романах, «Простаки» и «На вольном воздухе», давали себя знать и мелодраматизм, и слащавая сентиментальность, и явно «лорримеровский» оптимизм. Так, роман «Простаки» (1917) представлял собой надуманную историю трогательных старичков Аппльбаев, которые на склоне лет неудачно занялись бизнесом, открыв крошечную «чайную» на обочине шоссе, но разорились, а затем после долгих нищенских скитаний по дорогам Америки неожиданно нашли работу и обрели желанные их сердцу мещанский уют и благополучие. Даже самому Лорримеру этот роман с его очевидной фальшью показался «чересчур сентиментальным»...

Та же развлекательность и облегченность чувствовались в романе «На вольном воздухе» (1919), герой которого Мильт Даггет казался упрощенной и еще более «идеализированной» разновидностью Карла Эриксона. Этот современный рыцарь в обличье непосредственного и обаятельного американского парня со Среднего Запада, умельца, автомеханика, влюбляется, конечно же, с первого взгляда в заносчивую, неприступную аристократку Клэр Болтвуд, спешит вдогонку за ней на своем крошечном «жуке» через весь континент. Во время путешествия он не раз выручает Клэр и ее отца, миллионера, из разного рода неприятных ситуаций. Благородство и преданность Мильта Даггета, как водится, в конце концов смягчают сердце красавицы и гордячки, отвергающей ради него своего поклонника, вылощенного великосветского аристократа Джека Сакстона. Мильт, скромный автомеханик, не только получает руку и сердце Клэр, но и в канун медового месяца поступает в университет в Сиэтле, чтобы стать квалифицированным инженером.

В этих ранних романах Льюиса, словно в стандартных домах, сконструированных из готовых деталей, виделись типичные литературные шаблоны массовой беллетристики «лорримеровского» толка. Они вызывали в памяти ту самую, массовую, наводнявшую книжный рынок литературу, которая, по словам критика Ричарда О’Коннора, уводила «читателей, видящих ежедневно немало горестного, в иной, счастливый мир». В литературе такого рода «негодяям надлежало быть рафинированными и незапятнанными, а герою, добивавшемуся успеха, следовало поступать только по-джентль-менски»⁵. К сожалению, уже зрелым мастером Синклер Льюис даже в своих наиболее сильных книгах, не говоря уже о произведениях неудачных, отдавал дань этим романтико-развлекательным штампам. И тогда резким контрастом к его сатирико-иронической манере неожиданно начинали звучать слащаво-сентиментальные ноты.

Что же касается двух других ранних романов Синклера Льюиса, «Наш мистер Ренн» (1914) и «Дело» (1917), то они были написаны им в ином, реалистическо-бытописательском ключе. В центре их судьбы рядовых, «средних» американцев, стремящихся преодолеть унылое, механическое однообразие своего существования. Фон этих книг не сверкающие просторы Америки, а серые, мещанские будни большого города, которые с большим искусством Льюис воспроизведет позднее, в зрелых произведениях 20-х годов.

Например, герой «Нашего мистера Ренна» Уильям Ренн, скромный, одинокий клерк, жизнь которого — безысходное прозябание, отправляется в Европу, обретает новых друзей, узнает много нового и прежде неведомого, чтобы по возвращении на родину вновь погрузиться в мещанскую рутину. Но если в целом книга эта слаба, а отчасти и подражательна (напоминая «Мистера Полли» Уэллса), то роман «Дело» воспринимается как серьезная веха на пути Льюиса к «Главной улице».

Примечателен был уже самый выбор героини: Уна Голден — обычная «средняя» американка, каких миллионы, девушка в «белом воротничке», служащая в офисе, добывающая себе монотонным трудом средства к существованию. Первое звено в льюисовской типологии «деловой американки», она примечательна не своей выразительностью, неповторимостью, а как раз той заурядностью, обыкновенностью, которые акцентирует в ней писатель. Появление образа трудящейся женщины тогда знамением времени: в начале века много девушек пришли в конторы, стали у конвейеров и станков на заводах. Этот новый феномен американки мы находим уже в новеллах О. Генри, у которого встречаются фигуры девушек — секретарш, машинисток, служащих, затерянных в огромном капиталистическом городе.

В основном, однако, американцы привыкли воспринимать достаточно эстетизированные, облагороженные образы своих соотечественниц: изнеженных аристократок в романах Генри Джеймса и домовитых, положительных буржуазных жен в произведениях Уильяма Дина Хоуэллса, актрис и художниц — драйзеровских героинь — и романтизированных верных подруг золотоискателей в рассказах Джека Лондона. Когда Стивен Крейн в повести «Мэгги — девушка с улицы» (1894) изобразил падшую женщину, это вызвало сенсацию. Позднее Хэмлин Гарленд в серии романов вывел реалистические образы женщин, работающих в поле, служащих на ферме.

В романе «Дело» Синклер Льюис впервые, в сущности, угадывает свою тему. Ту, что станет для него главной несколько позднее: изображение механического, однообразного бытия, в которое включен «средний» американец. Уна Голден, скромная провинциалка, окончившая колледж, приезжает в Нью-Йорк, чтобы найти свое место в жизни и свое счастье. В литературе США уже получила развитие эта тема: столкновение молодой неопытной души с безжалостностью огромного капиталистического города. За 15 лет до Льюиса Драйзер познакомил нас с судьбой Керри Мибер. Наверное, она зачахла бы на обувной фабрике, став придатком конвейера, если бы на ее пути не встретился сначала Друэ, затем Гер-ствуд. Пойдя на компромисс со своей совестью, она избавилась от того печального удела, который выпадает на долю столь многих девушек-работниц. Льюисовская Уна Голден в отличие от одаренной, яркой Керри прозаична. Ей трудно уповать на прекрасного принца, который избавит ее от нужды. С трудом получает она низкооплачиваемую должность клерка; отныне ее мысли «вращаются в области заработка и конторской работы».

Новизна романа в изображении, весьма конкретном, крупного американского офиса. Обычно писатели обходили эту сферу жизни, как скучную и малоэстетичную. В романе «Дело» однообразно, ничем не прерываемые, текут канцелярские будни Уны Голден под стрекот пишущих машинок, гул диктофонов и шорох бесконечного потока деловых бумаг. Контора Пембертона по сбыту товаров — это своеобразное производство, отлично механизированная канцелярия, действующая по принципу, который иронически охарактеризован таким образом: «дать максимальному количеству людей наиболее неприятную нервную встряску, сбыв им возможно большее количество абсолютно ненужных предметов». В начале века в знаменитых «Джунглях» (1906) Эптон Синклер обнажил саму технологию капиталистической эксплуатации на чикагских бойнях, низводящую рабочего до уровня бессловесного винтика бездушной машины. Автор романа «Дело» брал ситуацию, внешне не столь драматичную и безнадежную: он напоминал о судьбе тысяч американцев в «белых воротничках», прикованных к своим столам в офисах, уподобляемых заведенным куклам посреди бездушного техницизма.

Вообще офис — это один из символов «машинного» и одновременно «бумажного» века; он непременный элемент льюисовского урбанистического пейзажа.

Итак, унылая служба, прозябание в меблированных комнатах, заботы о хлебе насущном, горькое сознание того, что молодость уходит, — такова судьба льюисовской героини. Ее кругозор сужается, бледнеет духовный мир, гаснут чувства. Она вырабатывает «обыденную философию обыденной женщины» — философию примирения со злом. Неудачный брак со спивающимся, вульгарным коммивояжером Эдди Швиртцем — прямой результат обстоятельств, в которых она оказалась. Союз этот обречен на неудачу, так как для Уны замужество без любви — способ избавиться от опостылевшей конторы и нужды.

Однако общая реалистическая установка романа нарушается к финалу, когда «под занавес» все улаживается с помощью традиционного и спасительного «хэппи-энда». Уна встречает любимого человека — поэта Бабсона, составителя стихотворной рекламы, а ее расторопность и исполнительность оценены наконец начальством, после чего она получает повышение по службе, становится самостоятельной «деловой женщиной».

Позднее, став знаменитым писателем, Синклер Льюис с присущей ему самокритичностью отзывался о своих ранних вещах. Но это же не мешало ему оспаривать мнение известного критика Карла Ван Дорена, утверждавшего, что до «Главной улицы» Синклер Льюис был лишь одним из поставщиков легких, написанных в разговорном стиле пустячков, «посредственностью, которая по воле случая разродилась сомнительным бестселлером». Отвечая Ван Дорену, Льюис настаивал, что и в ранних вещах его намерения, вне зависимости от результатов, были серьезными; при этом он особо выделял роман «Дело»⁶.

И действительно, в первых романах Льюиса приметен его интерес к повседневным, будничным явлениям, внимание к судьбам простых, «массовых» людей. В них формируются некоторые характерные сатирико-иронические приемы повествования, которые позднее кристаллизуются.

В 10-е годы у Синклера Льюиса еще не выработалось ясного и цельного критического взгляда на американскую действительность. Зрелость пришла к нему с «Главной улицей» (1920). Книгой, открывшей качественно новый этап его творчества.