ФИЛОСОФИЯ В ПОИСКАХ СОЗНАНИЯ

Сознание существует, но сопротивляется определению.

Оксфордский философский словарь

Сознание, о котором речь пойдет в этой главе, и материя, о которой речь шла выше, — это фундаментальные философские категории. Категориями называются понятия, которые описывают большое число объектов или явлений, фундаментальные отношения. Можно одни категории подводить под другие, более общие. Например, можно сказать, что человек — это вид млекопитающих. Но есть такие понятия, которым не находится более общего родового определения, потому что таковых просто нет или в них очень мало содержания. Это относится к категориям сознания и материи. Их можно определить как два вида реальности, но само понятие реальности еще более неопределенно. Остается сказать, что сознание — это не материя, а дух — это не тело.

На уровне здравого смысла мы понимаем материальный мир как то, что можно увидеть, ощутить, потрогать, если не руками, то с помощью приборов, как то, что существует объективно, то есть независимо от нас. Иными словами, материальный, физический мир существует реально (на самом деле) и объективно, он существует в пространстве и времени. Если сознание — это не материя, можно ли сказать, что сознание нереально и субъективно, что оно существует вне пространства и времени?

Субъективно — да, оно зависит от субъекта, сознание всегда чье-то, не может быть ничейного сознания. А утверждение, что сознание нереально, вызывает недоумение. Мы-то знаем, что сознание у нас, как и у всех людей, есть. Человек обычно выделяет себя из мира и считает себя «венцом творения» именно потому, что он — разумное, сознательное существо, Homo Sapiens. Что касается пространства и времени, вернемся к ним позже.

Казалось бы, сознание должно быть для нас гораздо понятнее, чем внешний, объективный мир, ведь это наше сознание, наши мысли и переживания, наше «Я». Узнать, что оно такое, на первый взгляд, гораздо проще, чем исследовать космос или микромир. Но недаром еще древние греки начертали у входа в Дельфийский храм: «Познай самого себя». Никто до сей поры не может утверждать, что это ему вполне удалось.

Основные философские направления пытаются понять

сознание

В этой проблемной ситуации есть два пути: довериться надежности объективного внешнего мира и попытаться исследовать сознание как его порождение, его специфическую часть, либо довериться непреложности внутреннего чувства, которое говорит нам, что мы какие-то особые, потому что разумные и сознательные, существа.

Первым путем пошел материализм, точнее, материалистический детерминизм и редукционизм. Под материализмом, как уже говорилось, понимается философская позиция, согласно которой материя первична, а сознание вторично: оно есть порождение высокоорганизованной материальной системы — человеческого мозга. Развитые формы материализма, например, марксизм добавляют к этому еще одну важную линию причинной зависимости и объяснения сознания — наличие общественной жизни и трудовой деятельности с помощью орудий труда. Но очень часто люди, которые подходят к проблеме сознания с позиций физиологии высшей нервной деятельности или компьютерного моделирования, ограничиваются лабораторной моделью работы мозга или компьютера. На это есть свои резоны.

Как мы познаем то, что нам пока неизвестно? Упрощаем, сводим (редуцируем) неизвестное к известному, объясняем целое свойствами частей, более поздние и сложные системы — через более ранние и простые. Что получится, если эту проверенную на объектах природы схему объяснения приложить к сознанию? Совершенно очевидно, что такие явления сознания, как мысли, эмоции, способность пользоваться членораздельной речью, память о своем «Я», — все они зависят от нормальной работы рецепторов, проводящих нейронных путей и клеток мозга. Травмы головы, кровоизлияния в мозг ведут к потере памяти, речи, самосознания, к невозможности осуществлять мыслительные функции и испытывать нормальные человеческие эмоции.

Развитие физиологии высшей нервной деятельности, успехи в «картировании» коры головного мозга позволили понять, какие зоны отвечают за логическое мышление, какие — за зрительную память и т. д. Если точно вживить электрод в нужную точку коры головного мозга и послать электрический импульс, то подопытное животное или человек испытает определенную эмоцию, например, ярость или сексуальное наслаждение. С конкретными мыслями дело обстоит несколько сложнее, но прогресс науки позволяет надеяться, что создание высокоточной карты мозга позволит в прямом смысле «читать мысли», наблюдая, как идет электрический импульс.

Еще в конце XIX в. немецкий естествоиспытатель и философ Людвиг Бюхнер (1824—1899) писал, что «мозг производит не вещества, как печень или почки, а деятельность, являющуюся высшим плодом всей земной организации», понимая под деятельностью нервные реакции. Кстати, именно такая трактовка работы мозга не позволила ему увидеть принципиальной разницы между сознанием человека и психикой животных. Приведенные аргументы позволяют сторонникам материалистического редукционизма сделать вывод, что то, что мы переживаем как мысли или эмоции, на самом деле есть всего лишь электрические импульсы мозга, определенные физико-химические реакции нашего тела.

Никто не станет отрицать необходимость нормальной работы мозга для функционирования сознания. Смущает утверждение «всего лишь». Сказать так равносильно тому, чтобы определить рассказ всего лишь как последовательность типографских значков на бумажном листе, или картину — всего лишь как краски на холсте. Изучение физико-химического состава красок и холста имеет свой смысл, особенно для реставрации картины, но оно ничем не поможет, если мы выносим суждение относительно изысканности цветовой гаммы, совершенства композиции и тонких оттенков настроения, которые удалось передать художнику. Если оценивать книгу по весу, а живопись — по площади полотна, то есть по объективным физическим характеристикам, то все толстые книги будут заведомо лучше тонких, а большие картины лучше маленьких...

Еще одно направление, которое ориентируется на точность и объективность и не хочет иметь дело с неопределенностью и субъективностью психического мира отдельного человека, это бихевиоризм. Название происходит от английского слова «behaviour» — поведение. Воздействуя на человека, мы наблюдаем его ответные реакции: и то, и другое можно исследовать научно, объективно по схеме «стимул — реакция», все остальное не является предметом научного исследования. Что на самом деле переживает человек — неведомо, потому что чужая субъективность нам недоступна. Даже сам хозяин часто плохо ориентируется в собственном внутреннем мире, что уж говорить о посторонних! Бихевиоризм выражает научную ориентацию в психологии и привлекает строгостью и точностью описания человеческого поведения, но, увы, у него тоже есть свои уязвимые места и щели, через которые убегает сознание.

Границы бихевиористского метода можно продемонстрировать на следующих примерах.

• 1. В гостях у начальника оказывается подчиненный и на любезный вопрос, любит ли он, например, селедку в шоколаде, отвечает утвердительно, накладывает еду на тарелку и съедает. Согласно установкам бихевиориста-исследователя, сознание испытуемого — «черный ящик», но по его реакции можно сделать вывод, что он действительно любит это блюдо.
• 2. Спартанский мальчик украл лисенка и спрятал его под плащом. Лисенок вгрызается ему в живот, но мальчик, чтобы не уронить своего достоинства, сохраняет спокойное выражение лица. По его реакции внешний наблюдатель делает вывод, что мальчику не больно.
• 3. Вы участвуете в эксперименте «китайская комната». Суть его заключается в том, что вы должны давать осмысленные ответы по-китайски в письменном виде на вопросы, которые тоже поступают к вам на китайском языке. Для ответа вы можете использовать карточки с заранее написанными иероглифами. Если у вас припрятана шпаргалка, которая помогает выбирать нужные символы в правильном порядке, допустим, на первый вопрос давать ответ карточкой под номером 5, а на второй — только под номером 4, и если вы ничего не перепутаете, то сможете правильно ответить, вовсе не зная китайского языка. Внешнему наблюдателю ничего не остается, как подумать, что вы знаете китайский язык.

Еще один вариант редукционизма — компьютерный функционализм. Он развивается вместе с прогрессом вычислительных систем и программного обеспечения, которые позволяют моделировать все новые и новые операции и функции сознания. Точнее, не всего сознания, а только его рациональной, логической части. Моделирование операций счета, сравнения, логического вывода, распознавания визуальных образов и т. д. идет очень успешно. Искусственный интеллект по многим показателям уже превосходит человеческий: больше помнит, быстрее и безошибочнее считает, шахматные компьютеры обыгрывают чемпионов. Чем больше память компьютера, тем больше искусственный интеллект походит на живой. Есть несколько отличный от первого, но тоже связанный с компьютерными моделями путь. Ученые пытаются понять и смоделировать архитектуру мозга: если мы сможем сделать компьютер, повторяющий устройство мозга, есть надежда, что он будет выполнять все функции, аналогичные человеческому сознанию. Разделяют этот оптимизм далеко не все. Дело в том, что отождествление сознания с компьютером, мозгом или наблюдаемым поведением убивает его специфику, уничтожает реальность субъективного мира. Проблема решается, но за счет исчезновения главного действующего лица, «Я». Известный исследователь проблемы сознания американский философ Джон Сёрл (род. 1932) настаивает на том, что потеря субъективности — это потеря самого сознания, и аргумент, что субъективность не поддается естественно-научному объяснению, его мало трогает. Он замечает с юмором, что о гольф-клубах или беспорядке в комнате тоже нет научной теории, что не мешает им преспокойно существовать.

Другой радикальный подход к проблеме сознания был воплощен в идеалистической философии. В ней сознание — это первичная реальность, которая порождает так называемый «объективный мир», природу, материю.

Оглянитесь вокруг себя и подумайте, как появились вещи, которые нас окружают. Они сначала были придуманы, помыс-лены, созданы в голове, а потом воплощены в реальности. Если идти дальше и представить сознание столь мощное, что оно способно творить не только отдельные вещи, но весь мир, то есть божественное сознание, то из этого следует заключение о первичности сознания и вторичности материального бытия. Европейская философия разрабатывала модель личного божественного сознания, в древних восточных системах мировоззрения господствовала идея безличного мирового сознания, которое порождает иллюзорную реальность, а люди принимают ее за истину.

Наиболее экстравагантным, но логически безупречным был солипсистский вариант идеализма: то, что люди называют внешним миром, — это мир представлений, существующий в сознании каждого отдельного человека. Нам не дано выйти за пределы своей субъективности. Это так же невозможно, как человеку жить без кожи, а государству существовать без границ. Не только верно, что сознание существует, но также верно, что определенно существует только сознание и рожденные им образы, мысли, переживания. Об остальном мы не имеем права судить, это «не наше».

Кроме вульгарно-материалистического и идеалистического подходов к проблеме сознания есть дуализм, который признает существование двух разнокачественных и не сводимых друг к другу субстанций. Эта позиция была очень ярко представлена в философии Декарта. Дуализм избегает ошибок редукционизма, он уважительно относится к специфике материальных систем и духовной деятельности, но у него свое «узкое место»: проблема координации, согласования процессов, которые идут в обоих мирах. Духовная субстанция непротяженна, нематериальна. Как она может повлиять на предметы материального мира? И наоборот, как могут физические объекты производить «возмущения» в нематериальном мире? Вопрос сродни тому, над которым бились средневековые схоласты: «сколько ангелов может поместиться на кончике иглы?», то есть вопрос некорректный.

Но его некорректность куда-то улетучивается, когда мы начинаем рассуждать, используя примеры из собственного опыта. Дырка в зубе, разбитое колено или звенящий над ухом комар — это ситуации из материального, протяженного мира, но почему-то они производят «возмущения» в вашем душевном состоянии: вы чувствуете боль, у вас портится настроение, ваша мысль не может ни на чем сосредоточиться и т. п. Эти примеры ясно показывают, что человек живет сразу в двух мирах: материальном и идеальном, нефизическом. В философии эта проблемная ситуация получила название психофизического параллелизма.

Декарт, точнее его последователи, выходили из положения с помощью гипотезы о координации двух миров, двух субстанций. Если есть координация, должен быть координатор. У Декарта он был: это — Бог. Но введение нового уровня в метафизической модели разрушает дуализм, который и без того не очень устойчив. В результате получается монистическая система, в которой есть только одна субстанция, только один полноценный мир. Это мир мыслей, идей, божественного, или индивидуального сознания, если принять точку зрения идеализма. Или мир материальных, физических объектов, если встать на позиции материалистического монизма. Кстати, к материалистам тогда надо отнести и тех, кто пытается взвесить душу и сфотографировать мысли, то есть работать с нематериальными объектами как с материальными.

Дуализм можно «спасти», называя физические и мыслительные явления двумя способами описания или проявления одной «глубокой реальности». Внутренне она переживается как боль, радость, мысль; внешне она проявляется как кариес, улыбка, зубцы энцефалограммы. Прекрасная музыка или живопись — это внутренний, культурный аспект того, что во внешнем аспекте предстает как колебания воздуха или световые волны. Но у этого, казалось бы, спасительного хода тоже есть свои недостатки. Во-первых, совершенно неясно, что такое эта «глубокая реальность», а значит, одну непонятную ситуацию мы пытаемся объяснить с помощью другой, еще более непонятной. Во-вторых, этот и многие варианты, которые были рассмотрены выше, упускают из вида проблемы свободы воли, творчества, спонтанной духовной активности и моральной ответственности.

И еще одно важное замечание. До сих пор рассуждения шли о сознании и духе вообще, но при этом использовались примеры из жизни отдельного человека, у которого уже было «готовое» сознание. Может, неудача кроется именно в этом? Видимо, пора вернуться к вопросу о пространстве и времени применительно к сознанию.

Сознание и проблема «идеального»

Мы утверждаем, что если искать сознание, ограничиваясь отдельным человеком и временем его жизни, мы никогда не найдем сознание, точнее, найдем, но не объясним. Ни представления о работе центральной нервной системы, ни представления об индивидуальной душе или собственные субъективные переживания не являются достаточными для решения этой задачи. Чтобы подтвердить этот тезис, вспомним истории о так называемых детях-маугли, то есть человеческих детенышах, выращенных животными. Если они выпадали из социального мира в очень раннем детстве, не успев овладеть речью и предметами, созданными человеком, и возвращались в мир людей после десяти лет, проведенных в стае, они не могли быть социализированы (очеловечены). В отличие от героя книги Киплинга такие дети повторяли все особенности поведения вырастивших их зверей, избегали контактов с людьми, не могли освоить членораздельную речь, их реакции не выходили за рамки психики животных. В чем же дело, почему у них отсутствует человеческое сознание? Анатомически они нормальные люди, их мозг не поврежден. Оказывается, этого мало. Чтобы они могли пользоваться речью и искусственно созданными орудиями труда, мыслить и переживать человеческие эмоции, они должны были вырасти среди людей.

Можно возразить, что это заключение слишком категорично, что здесь присутствует ошибка, свойственная бихевиористам: суждение о наличии или отсутствии сознания по внешнему поведению и недооценка внутреннего мира тех, кого воспитали волки или обезьяны. Увы! Мышление имеет речевую, знаковую природу. Неспособность оперировать искусственными знаковыми системами говорит об отсутствии интеллекта.

Иными словами, анатомические и физиологические предпосылки необходимы, но явно недостаточны для объяснения сознания. Кстати, необходимость иметь определенный объем мозга, строение руки и гортань, приспособленную к членораздельной речи, доказывается обратными примерами, а именно неудачными попытками вырастить в человеческой среде из современных обезьян-приматов людей (по образу жизни, а не по внешнему виду).

Итак, поиски сознания уводят за пределы тела человека в социальный мир. И обратите внимание: сознание называется со-знанием, то есть совместным знанием! Сознание невозможно в одиночку!

Попробуем потянуть за эту ниточку. Необходимость общения и множества носителей сознания предполагает еще одно, очень важное обстоятельство: различия в опыте носителей сознания. Сознание невозможно там, где опыт всех одинаков, неразличим, а потому незачем что-то сообщать другим, все и так знают то же самое. Так, если поведение живых существ полностью определяется генетически заданными инстинктивными формами, если объем прижизненно накопленных знаний незначителен и от него не зависит выживание вида, в сознании просто нет необходимости.

Дополним определение сознания с учетом этого обстоятельства. Получается, что сознание — это совместно-разделенное знание, которое дополняет то, чем владеют другие носители сознания. А потому имеет смысл постоянно обмениваться новой информацией.

Следующая проблемная ситуация. Как передать другим жизненно важный опыт? Если все находятся рядом в схожих условиях, можно просто что-то показать, например, прикоснуться к горячему и закричать от боли. Но если вы хотите объяснить другим, что никогда нельзя дотрагиваться до раскаленных предметов, а таковых под рукой не оказалось? Вы просто говорите, что никогда нельзя дотрагиваться и т. д. То есть вы используете вторую сигнальную систему, или язык. С помощью языка вы создаете словесную модель, описание ситуации, а не саму материальную ситуацию.

Мы продвинулись вперед в объяснении сознания всего на один шаг, но этот шаг породил обилие новых вопросов: что такое знак? символ? слово? язык? Можно ли считать языком только человеческий язык?

Вопросы очень серьезные. Для ответов на них создаются многочисленные теории, которые зачастую противоречат друг другу. Ограничимся здесь самыми простыми и бесспорными определениями, чтобы быстрее вернуться к главному предмету наших размышлений.

Философский словарь называет язык системой знаков, которая служит средством общения, мышления и выражения. Язык является средством передачи информации и хранения социального опыта. Знаки — это какие-то материальные предметы (буквы, звуки, вещи, события), которые представляют или изображают какие-то другие свойства, вещи или события. Символ и знак часто выступают как синонимы. Поднятый вверх большой палец руки — знак (символ) одобрения, буква «а» обозначает звук «а-а» и т. д. Еще одно свойство знаков: обычно знаки, особенно языковые, не функционируют независимо друг от друга, а образуют систему со своими правилами построения, осмысления и употребления. Одно слово, изолированное от других слов и от жизненной ситуации, в которой оно употребляется, не означает ни-че-го.

Что стоит за утверждением, что знак означает (представляет) какую-то вещь или процесс? Это значит, что знак работает «полномочным представителем» вещи (события, ситуации) в мире идеального. Идеальное в данном случае значит не «прекрасное» или «совершенное», а «символическое представление объектов в мире культуры», понятное и доступное только «воспитанному» сознанию.

Например, вас интересует Антарктида. Слово красивое, непонятное, очень хочется узнать, что это такое. Можно вас посадить в самолет и после долгого перелета сбросить с парашютом на Южном полюсе. А можно достать карту и объяснить словами, где это находится, какой там климат и т. д., то есть дать идеальную схему вещи в отсутствии самой вещи. Но это объяснение будет успешным, если вы понимаете, что такое карта, и знаете язык, на котором вам описывают Антарктиду. Совершенно очевидно, что такие знания не носят врожденного характера. Во-первых, их когда-то надо было специально получить, отправляя в Антарктиду экспедиции. Во-вторых, их надо передать другим, то есть сделать достоянием иных сознаний, используя для этого средства естественного языка и специальные географические модели (карты).

Получается, что язык и вообще вся сфера культурных символов, смыслов, норм, идеалов есть область, где «живут» схемы, идеальные изображения вещей, ситуаций, поступков и деятельности людей. Это есть место встречи сознаний тех людей, которые добывали и кодировали в языке информацию, вкладывали в значки и символы важный для них смысл, и тех, кто этой информацией пользуется, кто эти смыслы понимает. Само наше личное, индивидуальное сознание появляется, формируется, развивается в той мере, в какой каждый человек овладевает языком, учится жить в мире культурных символов, использовать орудия труда, участвовать в совместно-разделенной деятельности.

Не только в словах, но и в вещах спрятан результат познания и творчества. В карандаше спрятана, закодирована возможность писать, рисовать, в ноже — резать, в молотке — забивать гвозди. Нужно очень постараться, чтобы изобрести нож или колесо, велосипед или компьютер, но довольно просто их потом использовать. Орудие кодирует и несет в себе схему, принцип возможного использования, оно передает эту схему без слов, через века любому, кто догадается, для чего оно было сделано.

Получается, что учителем мастерства может стать тот, кого давно нет на свете, чье имя вам ничего не говорит, кого вы никогда не узнаете. В сфере идеального вашим собеседником может быть Платон или Кант, вашим учителем и единомышленником — знаменитый создатель сада камней монастыря Рёандзи японский мастер Соами (XV в.), а пример верности или благородства может подать вымышленный литературный герой. Но тогда получается, что вопрос о пространстве и времени, в котором существует сознание, имеет странный ответ: всюду и нигде, всегда и никогда, точнее, только там и тогда, где и когда происходит встреча двух сознаний, где «проскакивает искра смысла», когда вы говорите себе: «понятно!». Или — «интересно!».

Таким образом, сознание является функциональной способностью общественного и культурного человека работать с идеальными объектами: смыслами, значениями, нормами, схемами деятельности, понимать их, использовать, изменять, творить новые. «Идеальное есть только там, где есть человек, совершающий свою деятельность в формах, заданных ему предшествующим развитием человечества», — писал замечательный советский философ Эвальд Васильевич Ильенков (1924—1979).

Получается круг в определении: сознание мы определяем через причастность к идеальному, а идеальное — через деятельность человека, наделенного сознанием. С формально-логической точки зрения это нехорошо. Но иногда понимание проблемы вынуждено идти по кругу, все время увеличивая радиус.

Строение сознания

Как же теперь вернуться к отдельному «Я», к личной субъективности, с которой начиналось обсуждение этой сложной проблемы? Через витрину кондитерского магазина или кофейни. В этих витринах обычно выставлены аппетитные куски торта или слоеного пирога. Такой слоеный пирог может послужить моделью устройства сознания.

Для классической философии индивидуальное сознание было только знанием о внешнем мире, о содержании собственного мышления и о своих переживаниях, эмоциях, ощущениях... Пусть этот слой сознания представляет средний слой пирога.

Позднее марксизм обратил внимание на то, что очень многое в нашем сознании зависит от господствующих в обществе идей, представлений, предрассудков, оценок и так далее. Если есть общественная жизнь, общественное бытие, значит, должно быть его отражение в общественном сознании, значит, элементы этого общественного сознания должны присутствовать в сознании индивидуальном. Речь сейчас не идет о тех достижениях культуры человечества, которые вы сознательно осваивали. Многое в вашем сознании взялось «неизвестно откуда» — просто это известно всем, так считают все окружающие. Сила этих распространенных в обществе идей, представлений, настроений очень велика. Они могут затормозить или ускорить экономические и политические процессы, — считали марксисты. Они могут вызвать эти процессы, считали их буржуазные оппоненты... (Добавляем сверху «слой крема».)

В нашем сознании множество таких вещей, о которых мы вообще ничего не знаем, не хотим знать, не можем знать, даже если хотим. Это точка зрения Зигмунда Фрейда. Его учение о бессознательном, о соотношении Сверх-Я, Я и Оно в структуре личности в свое время шокировало философскую и научную общественность, а сейчас стало общим местом (см. раздел 3.5.4). (придется добавить еще один слой снизу.)

Содержание бессознательного уровня сознания зависело от личной истории человека, от детских психических травм, от нереализованных запретных желаний, считал Фрейд. Его соратник и оппонент Юнг переосмыслил позицию учителя и постарался показать, что индивидуальное бессознательное — это не последний уровень психической жизни: еще глубже лежит коллективное бессознательное — совокупность передаваемого по наследству психического опыта предшествующих поколений. Этот опыт существовал, согласно Юнгу, в мифологических образах и символах, в неосознанных инстинктах и импульсах, в так называемых архетипах... Добавляем еще один, нижний слой к нашему «слоеному пирогу» сознания.

Подведем некоторые итоги, которые, однако, никак не могут быть окончательными.

Сознание — сложный и многоликий феномен. Приведенные здесь определения ни в коей мере не могут исчерпать всего его содержания. И все же они определяют, огораживают некую область, где живет сознание, где есть шанс его найти. С одной стороны, для наличия сознания необходимо наличие мозга и других морфологических характеристик нашего биологического вида. С другой стороны, необходима коллективная, общественная жизнь и разнообразие благоприобретенного опыта. С третьей — наличие членораздельной речи, языка, с помощью которого происходит обмен этим опытом. С четвертой — необходимо богатство предметной сферы, то есть искусственно созданных вещей и орудий труда, которые «опредмечивают», воплощают в предметах добытые знания и умения.

Где-то внутри этой ограды существуют субъективность, самосознание, память, рациональное мышление, аффекты, бессознательное, свобода воли, моральная ответственность, творчество новых вещей, текстов и смыслов. Сознание всегда направлено на что-то, что не есть оно само, это знание о чем-то, осознание каких-то свойств и отношений. Список можно продолжать, но всех особенностей сознания все равно не перечислить... Правы авторы оксфордского словаря: сознание успешно сопротивляется попыткам его определить!

Вопросы и задания

• 1. Внимательно прочитайте представленные ниже определения сознания и подумайте, что в них отражено: самая главная черта сознания или просто одна из многочисленных его характеристик? «Сознание — это осознанное бытие». «Сознание — это субъективный образ объективного мира». «Сознание — это человеческая способность идеального воспроизведения действительности в мышлении». «Сознание — это высшая, свойственная только человеку и связанная с речью функция мозга».
• 2. Выберите из текста третьей и пятой глав информацию о той трактовке сознания, которая кажется вам наиболее правильной и хорошо аргументированной. Постарайтесь убедительно доказать свою правоту.
• 3. Как соотносятся общественное и индивидуальное сознание, сознательное и бессознательное?
• 4. В чем заключаются принципиальные различия материализма и идеализма по вопросу о природе и роли сознания?